АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ
Из Калифорнии сообщают: 33-летний Хозе Мария Лопес со слезами на глазах поблагодарил хирургов, наконец-то избавивших его от третьей ноги. "Лишившись третьей ноги, я счастлив, это полностью изменило мою жизнь. Я так давно хотел купить пару ботинок — теперь я наконец-то могу себе это позволить". Нам трудно понять счастье человека, впервые вставшего на две ноги вместо трех. Легче себе представить, каково бы пришлось на трех ногах человечеству. Фантастическое усложнение кроя, выросший на 30 процентов расход ткани, покупка тройки ботинок вместо пары, постоянная невозможность найти запропастившийся третий носок. Кошмар и ужас — скажете вы. Ничуть, потому что если бы все ходили на своих троих, редкие ковыляющие двуногие вызывали бы жалость. Или даже неприязнь.
Такую неприязнь сейчас вызывают газетные критики, изгои культурного процесса, бодро скачущие без третьей. Им нечем опереться на художественные авторитеты, на вековые традиции нашего искусства и на коллективное мнение художественных цехов. Их журят, им пишут открытые письма. К ним подходят одухотворенные деятели культуры и, махнув в воздухе черной шевелюрой, говорят: если еще раз напишешь, в натуре — ребят пришлю. Потому что сколько ж можно терпеть эту разнузданную интонацию, презрительное, наплевательское отношение ко всему, реально, самому святому.
Скажу правду, самим критикам тяжело. "Безумною ногой оторвались, бежим, бежим, а счастья нет как нет" — так, по-моему, говорил Безумный Волк, пытавшийся сделаться растением, но так и не сумевший преодолеть ложное совершенство своей природы. Пишешь, скажем, о кино, а назавтра твой же добрый знакомый призывает тебя к ответу прямо на пленуме Союза кинематографистов. Где обсуждается решение: выступить ли единым фронтом против развязанной в прессе компании оплевывания Никиты Михалкова или еще чуток потерпеть. Так у киношников. Но и другие художественные цеховики в недоумении и замешательстве. Горько поджав губы, следит Академия художеств за бесконечным шельмованием Зураба Церетели. Архитектурная общественность ведет счет несправедливым нападкам на Михаила Посохина. Деятели музыкальной культуры печатают открытое письмо в защиту Мстислава Ростроповича.
Пусть кто-нибудь мне объяснит, какую магическую силу может иметь газетная статья с частным мнением критика в стране, где даже общественное мнение копейки не стоит? Кого из вышеупомянутых знаменитостей после плохой рецензии погнали с работы, лишили ангажемента, запретили выезд в капиталистические страны? Или люди, прочно стоящие на трех ногах, живут в прошлой реальности, когда за одной статьей, следовала другая, за другой третья, а после третьей приходили брать. Они помнят "об одной антипартийной группе театральных критиков сумбур вместо музыки путь предателя литературный власовец хуже чем свинья" — и все прочие слова, на которые никогда не скупилась при случае профессиональная критика, честно следовавшая цеховым интересам. Зато она никогда не атаковала художественную номенклатуру. Без команды.
В одной давней балетной рецензии имена танцоров были заменены свидетельствами их глубочайшего общественного признания. Что-то в этом роде: "и вот член президиума Верховного совета СССР выносит на руках заслуженного работника культуры РСФСР, члена контрольно-ревизионной комиссии ЦК..." — тогда это было справедливо расценено как циническое глумление. Сейчас это может напомнить только о том, что рецензия — не орден и даже не медаль. Рецензия — пустяк, разменная монета. Казалось бы, так к ней и отнесись. Но нет, нет и нет.
Президент Ельцин учредил вчера Большую серебряную медаль Пушкина — за заслуги в области культуры. Понятно, с профилем Пушкина. А Банк России тиражом 10 миллионов экземпляров выпустил рубль с тем же изображением. "В рамках годового объема производства разменной монеты",— уточнил банк. Что весомее — один большой Пушкин или десять миллионов разменных маленьких? Что справедливее — четыре тома богатейшей книги про Зураба Церетели, где все подробно разжевано про его величие, или десять газетных рецензий, где сказано, что и он допускал сплошь и рядом? Может ли быть относительно одного и того же предмета два мнения? А три? И на какое из трех мнений, трех ног, стоит хорошенько опереться — на приятное, малоприятное или неприятное вовсе? Вот вопрос на засыпку.
Вдова поэта Михаила Исаковского написала скульптору Альберту Сергееву открытое письмо. "Эскиз памятника, где Исаковский стоит, заложив ножку за ножку, очень картинный. Эта поза для Исаковского неестественна. Исаковский — крестьянский сын, поверивший в прекрасное будущее, которое несет с собой революция. Михаил Исаковский крепко стоял на родной земле. Ему были чужды всякие изыски, мечтания, все то, что может расслаблять волю, собранность человека. В представленном варианте переплетенных ног эта поза повторяет памятник Есенину, установленный недавно в Москве на Тверском бульваре". Опять же, заметьте, во весь рост встает проблема ног, их количества и верной их опоры на традицию.
Вдова поэта видит Исаковского совсем по-другому и уверена — "ближе по характеру и духу времени является известная скульптура Маяковского в центре Москвы". Что напоминает недостоверную историю о том, как однажды актер и режиссер Евгений Матвеев передал Брежневу предложение снять фильм по "Малой земле". В силу понятного сходства он рассчитывал сыграть генсека, каковая роль могла стать одной из важнейших в его карьере. Брежнев предложение принял, но на главную роль просил пригласить Тихонова.
Рецензия никогда не бывает приятной, а лесть никогда не бывает грубой. Делать людям хорошо — не обязанность критика. Для этого есть много других способов. Вот, например, по представлению Крымской астрофизической обсерватории, одна из малых планет названа именем посла России на Украине Юрия Дубинина. Планета диаметром 20 км была открыта 13 января 1977 года. Двадцать два года планета, трепеща, ждала своей судьбы. Каким благозвучным именем ее назовут.
"Минимальное расстояние 'Дубинина' от Земли — 284 миллиона километров",— меланхолично сообщает "Интерфакс".