Тьерри Стерн — представитель четвертого поколения семьи Стерн, купивших в 1932 году старинную женевскую мануфактуру Patek Philippe. Выросший с детства среди часовщиков, Тьерри гордится своей маркой и считает, что рынок не может диктовать ей законы. Из года в год марка, предлагающая самые известные и дорогие часы мира, сохраняет независимость и место в стороне от увлекающего за собой всех потока fashion.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
— Мы встречаемся c вами все в том же Базеле, на том же месте, в том же павильоне, за тем же столом и даже покрытом той же скатертью.
— И тот же президент марки перед вами.
— А ведь вы собирались переехать на новое место, раньше принадлежавшее марке Rolex, и перестроить павильон.
— Да были такие разговоры, но в итоге мы не стали этого делать. Дело в том, что резко увеличились площади четырех марок LVMH и любые перемены осложнились. Мы отложили их на будущее.
— Может, и хорошо, что сохранился ваш прозрачный павильон. Он кажется нам очень красивым.
Patek Philippe, Gondolo 8 Days, Day & Date Indication (Ref. 5200), 2013
— Он и вправду красив, но постройка нового стенда — это вопрос времени. У меня не было времени в этом году, лучше потратить время на часы, и потом, когда все одновременно строят стенды, это не лучший момент для того, чтобы в свою очередь начинать строительство. К чему искать проблемы? Зачем уподобляться всем другим и их копировать? Мы всегда поступаем так, как считаем нужным. Стенду Patek Philippe почти 13 лет, нам придется его переделывать. Но мы сделаем его к 2014 году, сделаем уже спокойно, без спешки. Я уже видел предварительные макеты. Основная идея все та же — иметь стенд очень функциональный и прозрачный, открытый для публики. Patek Philippe — это не крепость и не бункер, как у кое-кого, у нас нет секретов.
— Очень скоро откроется ваш бутик в Москве, что вы придумаете по этому поводу?
— Сплясать на Красной площади, но я не уверен, что это воспримут правильно. Но то, конечно, важное событие и для Patek Philippe, и для компании Mercury, так что, конечно, вокруг этого будет немало накручено. И конечно, я там буду, и будут все главные наши клиенты. Мы даже готовим маленькую специальную серию часов, посвященную этому событию. Мы ведь уже делали несколько раз специальные серии часов для русского рынка, и всегда они имели успех.
— Ваши цели и стратегия в России? Что-то изменилось, раз вы открываете бутик?
— Если и изменилось, то только к лучшему. В России у меня прекрасные клиенты. И я считаю, что они заслужили иметь бутик в своем городе вроде тех, которые у нас уже открыты в других городах. Бутиками мы занимаемся при этом не сами — с ними работают наши партнеры. Это логическое продолжение корнеров. Мы не хотим с этим спешить, делать это повсюду, но только в лучших местах и с лучшими партнерами. Конечно, это риск для всех, это медленно окупается, но тем не менее я в этом проекте уверен.
— Какой магазин вам дороже всего?
— Есть Женева, но это не бутик, это наш магазин, он принадлежит нам, и давно. В мире же это зависит не от самого бутика, а от национального рынка в целом. Иначе я бы продавал все часы в Женеве. Но я не могу это сделать, не потеряв доверия партнеров. Поэтому витрины магазина я использую как выставочный зал. Там единственное место, где можно увидеть все наши модели. К сожалению, только увидеть, а не купить. К нам, бывает, врываются восторженные клиенты, увидевшие на витрине часы своей мечты: "Я их беру!" Приходится объяснять, что вещи здесь не совсем для продажи.
— Есть ли у вас какие-нибудь культурные проекты?
— Мы раньше много работали в области классической музыки. Теперь мы от этого постепенно отходим, потому что это стали делать все остальные, а мы не поем в общем хоре. Но у нас есть музей в Женеве, и мы им пользуемся, чтобы представить там историю — не Patek Philippe, а часового мастерства в целом. Две наши выставки уехали в США, одна — в Дубай. Много проектов. Сейчас мы больше занимаемся Metiers d'Art, специальными художественными моделями, которые позволяют нам поддерживать ремесленников и художников. Это тоже, правда, вошло в моду.
— Эти художники работают у вас?
— Нет, далеко не все. На нашей мануфактуре они есть, конечно, но мы очень часто обращаемся к мастерам, которые работают сами, слушаются только себя и вовсе не горят желанием оказаться в штате большой компании. Хотят работать днем — работают днем, хотят ночью — работают ночью. Я считаю, что такие люди нужны и надо сохранять их автономию, беречь их, кормить, использовать на общее благо. А то сейчас они в моде, все рвут их на части, а завтра они окажутся никому не нужны. Мы же работаем с ними постоянно, каждый год заказывая им разные забавные вещи.
— В прошлом году у вас были кролики в технике маркетри на циферблате.
— Кролики? И вы о том же? Мне все уши прожужжали про этих кроликов! Да, это была хорошая работа, но я не считаю это чем-то удивительным. Вообще-то кролика я предпочту видеть в своей тарелке, чем на руке. Тем не менее за этих кроликов шли настоящие баталии среди наших партнеров. У меня было всего десять кроликов. Откуда я возьму других?! В итоге десять партнеров остались довольны, а четыре с лишним сотни — нет. В этом году у нас будут другие сюжеты, и уж точно тот, кто получил от меня в прошлом году кролика, может в этом году даже не надеяться на нашу новую змею!