МОИ ЧАСЫ ДОСТОЙНЫ ЗОЛОТА
ФРАНСУА-ПОЛЬ ЖУРН, MONTRES JOURNE
Франсуа-Поль Журн один из независимых часовщиков, вышедших на рубеже веков против произвола больших часовых марок. Девизом для своей марки Montres Journe Франсуа-Поль Журн взял латинское изречение "Invenit et Fecit". Придумано и исполнено. Сказано — сделано. Он и вправду может сделать все, что придумал. Журн прежде всего талантливый часовой мастер, но, как его предшественники из позапрошлого XIX века, он сочетает три профессии — часового мастера, менеджера, общественного деятеля.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
— Вы известный традиционалист, поборник классических материалов, защитник золота и платины в часовом деле. Все были поражены, когда вы представили спортивные часы из алюминия. Как вы на это решились?
— Я придумал их почти что в шутку. Как игру. Один из моих давних клиентов попросил меня сделать ему легкие часы для спорта, и я принял этот вызов. Мне захотелось преподнести ему что-нибудь особенное, необычное. Я решил сделать часы из самого легкого металла, который существовал в начале XX века,— из алюминия. Но, разумеется, не из привычного алюминия, в котором на кухне воду кипятят, а из тех особых алюминиевых сплавов, которые используются в аэрокосмической промышленности. Это уже не мягкий металл, обработка корпуса такова, что образует на часах нечто вроде керамического покрытия. Поцарапать их уже не удастся.
— Откуда был этот настойчивый клиент?
— Из Японии. Именно в этой стране коллекционеры лучше всего понимают разные тонкости и готовы идти на эксперимент вместе с часовщиком. Но эксперимент удался — мы запустили эти часы в серию, и они имели неожиданный даже для меня успех. В 2012 году 30% часов в наших магазинах были из алюминия.
— Неужели вы так легко готовы изменять вашей неоклассике и обращаться к новым материалам?
— Я по-прежнему привержен к золоту и платине. Я считаю, что мои часы достойны золота. Но, к примеру, я делал часы из тантала, потому что искал металл с естественным голубым оттенком. Мне нужен был тогда голубой металлический циферблат.
— Как вы думаете, не изменят ли новые материалы работу часовщика. Вот у вас сверхтвердый алюминий, а у Hublot — золото, которое тверже керамики.
— Глава Hublot Жан-Клод Бивер показывал мне этот новый сплав. Это очень интересно, но вы правы, это меняет отношение к делу. В течение многих лет золото ценилось еще и потому, что могло менять формы. Это материал, который исчезает и возрождается, потому что украшения переплавлялись. А с керамическим золотом мы не сможем ничего сделать, оно навсегда останется таким, как есть.
— А что вы думаете о новых кремниевых спусках, которые наперебой разрабатывают другие марки.
— К этому я отношусь с большой осторожностью. Задача — создать узел, который не требует смазки, но дело здесь не в кремнии самом, а в тонком наружном слое, который он образует. Я делал опыты и увидел, что он настолько хрупок, что любой ремонт будет мучением для сервисных служб. Кремний я использовать не стал, но решил попробовать использовать такое же покрытие для других материалов. Например, для классической стали. Я сделал 20 хронометров, в которых металлические детали имеют такое покрытие и работают без смазки. Это было несколько лет назад, и все 20 часов проданы и работают без осечек. Жалоб нет. Но когда я обрадовался этому и решил, что запущу такой механизм в серию, произошло нечто удивительное. Мы так и не смогли повторить то напыление при 250 градусах, которое у нас однажды получилось. Верхний слой не держался, как лед на песке. Я так больше никогда и не достиг того первого результата.
— Мы беседуем с вами в вашей женевской мануфактуре на Rue de la Synagogue. Вы обосновались здесь уже давно. Не ли собираетесь поменять квартиру?
— Менять — нет, расширять — да. Мы увеличили площади для часовщиков, мы сделали новые мастерские, где выпускаем практически все необходимые нам детали, включая винты и зубчатые колеса. У нас есть место для производства и место для исследований. Слишком много площади нам и не нужно. В течение трех-четырех последних лет мы производим примерно одно и то же количество часов, мы не расширяем производство в этом смысле. Скорее совершенствуем нашу сеть распространения, создавая новые бутики. Кстати, с нашими московскими партнерами мы такую возможность тоже обсуждаем. Мы делаем часы высочайшего уровня: чтобы их купить, надо иметь — раз — культуру и — два — деньги. Люди, у которых эти качества сочетаются, не настолько многочисленны. Если вдруг спрос подскочит в пять-шесть раз, мы, конечно, отреагируем, но я с трудом себе такое могу представить.
— Мы помним вашу речь на одной из церемоний часового приза Женевы, где вы говорили о необходимости обучать молодых часовщиков. Не собираетесь ли вы открыть школу при мануфактуре?
— У меня эта идея давно, но, чтобы это сделать, мне нужно надстроить по крайней мере еще один этаж. Мы над этим работаем, но здесь, в Женеве, не так-то легко получить разрешение на строительство.
— Почему вы не участвуете в главных часовых ярмарках — ни в Базеле, ни в Женеве?
— Такие попытки я делал. В 2001 году, кажется, когда группа Richemont купила такие бывшие "базельские" марки, как А.Lange & Sohne, Jaeger-LeCoultre и IWC, было ясно, что эти марки перейдут на салон SIHH в Женеву. Я попросил тогда у организаторов Базеля найти нам место. Они предложили мне стенд позади всех брендов, и я отказался. Потом был момент, когда я обратился к SIHH. Все были за, но два важных участника, не буду называть их имена, их уже нет на салоне, выступили против меня. Тогда я был очень обижен, сейчас я должен их поблагодарить, потому что женевские цены поднялись, аренда стенда стоит миллионы. Зачем это мне? Нам везет, мы находимся в центре Женевы в красивом доме, в котором мы можем принять всех, кого мы любим.
ПОДПИСЬ
F.P. Journe, Quantieme Perpetuel, 2013: часы с корпусом из платины (40 мм в диаметре) или из розового золота (42 мм в диаметре); внутри установлен мануфактурный автоматический калибр FPJ 1300.3, выполненный из розового золота. Вечный календарь с мгновенным переходом, однонаправленный автоматический подзавод, мгновенная коррекция даты и дня в одном направлении