"Агон", но не агония
В Большом станцевали Баланчина

       Труднейшие балеты "Агон" и "Симфония до мажор" были подготовлены труппой в смехотворные сроки — за двадцать дней. Отчаянный риск инициаторов постановки окупился сторицей — баланчинские балеты стали самым значительным театральным событием последних лет, попутно развеяв укоренившиеся сомнения в творческом потенциале Большого.
       
       Никакого Баланчина в репертуарном плане сезона не было. Лихую и отчаянную авантюру провернули два человека: прима-балерина Нина Ананиашвили, взявшаяся вести переговоры с Фондом Баланчина, и худрук балета Алексей Фадеечев, убедивший руководство в необходимости этой работы. Они же изыскали и средства: театр, разорившись на недавнем "Коньке-Горбунке", вложил в новые премьеры не более 20% их стоимости.
       Выбор балетов принадлежал москвичам лишь отчасти. "Симфония до мажор" Жоржа Бизе, благодаря Мариинскому театру ставшая в России шлягером и лауреатом "Золотой маски", была нужна Большому как воздух. Этот роскошный многолюдный пир классического танца ХХ века давал возможность проявить себя всем прослойкам (от кордебалета до премьеров) застоявшейся труппы. Неизбежность сравнений с Мариинкой москвичей не пугала, равно как неизбежность сетований критики на невладение баланчинской стилистикой. Но в нагрузку к блистательному, беспроигрышному для кассы балету Бизе Фонд Баланчина предложил театру "идеальный урбанистический" "Агон" Стравинского, поставленный Баланчиным в 1957 году.
       Стравинский в те времена увлекся додекафонией, Баланчин впервые применил ее в хореографии. Изощренная игра с разъятым на неузнаваемые элементы классическим тренажем; невероятные стыковки авангардных конструктивистских комбинаций с забытыми отголосками старинных барочных танцев; пространственные абстракции фантастических ракурсов, очеловеченные легкой развязностью современных горожан. И — при обилии смысловых и стилистических головоломок — подчеркнутый аскетизм: голая сцена и двенадцать артистов в репетиционной униформе.
       Ничего похожего российские театры не делали. Ничего подобного российская публика не видела. Сьюзен Фарелл, любимая балерина позднего Баланчина, скрупулезно перевела мудреный балет на московскую сцену. И Большой сумел разгрызть этот орех-Кракатук, не обломав зубов. Молодые артисты, чьи имена ничего не говорят широкой публике, не просто справились со сложнейшим текстом — они ничуть не проиграли знакомым по видеопленке коллегам из баланчинского NY-city Ballet. И уж совершенно замечательна была кульминация: стильная и чуткая Инна Петрова в дуэте с великолепным, раскованным Дмитрием Белоголовцевым.
       Основную работу над "Симфонией до мажор" с труппой провела петербурженка Татьяна Терехова. Но трудно представить себе более несхожие спектакли. Москвичи танцуют Баланчина без оглядки на мировой простор — с лихостью необыкновенной и, проигрывая петербуржцам в деталях, воссоздают целое свободнее и полнокровнее. В "Симфонии" царит азарт агона-состязания — прежде всего между восхитительными танцовщиками-премьерами (в петербургском варианте мужчины довольствуются служебной ролью партнеров).
       Законченнее всего выглядит вторая часть "Симфонии" — адажио: в ней прима Нина Ананиашвили с трогательным самоотречением подает не себя, но редкий по красоте текст Баланчина, а мастерство партнера Андрея Уварова позволяет ей пребывать в некоей зачарованной невесомости. Безмятежная свобода и синхронность отточенных полетов заслуженного Николая Цискаридзе и нетитулованной Марии Александровой делают третью, прыжковую, часть самым эффектным эпизодом балета.
       Наиболее уязвимыми выглядели начало и финал: темповую последнюю часть, построенную на виртуозных вращениях, отчего-то отдали Анне Антоничевой — длинненькой и стройной, с мягкими ногами и вываливающимся роскошным подъемом, чьей "коронкой" являются адажио. Балерина не упала, но на фоне своих конкуренток выглядела бледно. А открывавшая "Симфонию" невозмутимая Надежда Грачева привнесла в баланчинский балет весь груз штампов своей исполнительской манеры.
       Балеты Баланчина предоставлены Большому всего на три года. Но если худрук-директор Большого Владимир Васильев позволит своему театру и дальше осваивать мировую классику, а не убивать силы на мертворожденные национальные балеты, этого времени будет вполне достаточно, чтобы Большой восстановил былую славу.
       
       ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...