Если вы должны сто рублей — это ваша проблема, если сто миллионов — проблема вашего кредитора. Именно на этом незамысловатом принципе строится последний год вся финансовая система России. И не только она.
Уверенность в том, что можно спокойно взять взаймы, отказаться вернуть долг и потом даже не убегать, овладевает все более широкими слоями населения. По возможности не платит государство, по способностям — население и фирмы, по потребностям — коммерческие банки. И здесь наш народ настолько единодушен, что можно говорить о зарождении новой национальной идеи. "Просто не заплатим" — идея простая, доходчивая и вполне актуальная.
Кредиторов не любит никто, должников — тоже, но последних хотя бы ценят. А поскольку российские законы работают не лучше, чем прочая наша продукция, то сила у нас, безусловно, на стороне должника. И именно поэтому не банкиры просят о снисхождении кредиторов и обманутых вкладчиков, а наоборот. Из-за этого наше государство может платить по долгам столько, сколько хочет. Впрочем, это искупается тем, что и ему можно платить точно так же.
Это очень уютная система. У нее масса преимуществ перед большинством прочих способов организации общественных отношений. Правда, все эти преимущества в основном психологического характера, как то: чувство защищенности перед любым, даже самым справедливым, законом. Беда лишь в том, что система эта не может быть долговечной. После того как добровольно в долг давать перестанут, деньги придется либо незаметно красть, либо просто отнимать на улицах. А это уже совсем другая система.
Пока же в России все должны всем. Предприятия должны банкам и наоборот. Население, предприятия и банки должны государству, а оно — им. И все мы очень много задолжали иностранцам. Они — наши главные кредиторы, и потому мы их очень не любим. Именно этим, не меньше чем событиями в Югославии, объясняется гнев россиян в отношении блока НАТО.
Просто очень неприятно сознавать себя гражданином страны, на каждого жителя которой приходится более $1000 безнадежного внешнего долга. И если у державы нет возможности или желания вернуть эти деньги, то психологически вполне оправданно считать кредиторов нехорошими людьми, не достойными приличного отношения. И тогда банальный дефолт может вырасти до оружия возмездия.
Единственная незадача — будущего у страны, где не принято отдавать долги, не будет. Во всяком случае, хорошего будущего. Но текущего момента это не касается. Помнится, однажды Виктор Черномырдин тонко заметил: "Мы будем жить так, что наши дети и внуки будут нам завидовать".
Сейчас государству можно сколь угодно бережно относиться к проблемным банкам — а вдруг заплатят? Теоретически некоторые из них и в самом деле могут заплатить. А вкладчикам можно надеяться на государство — оно тоже может что-нибудь подкинуть. Но даже если случится чудо и в конечном итоге все проблемные банки расплатятся по долгам — будущего у этой системы не будет. Нельзя заставить человека ответственно относиться к чужим деньгам, если он свято верит, что при любом исходе ему ничего не будет.
Более того, это означает, что нельзя даже выборочно банкротить неплатежеспособные банки. Либо всех — либо никого. Ведь, как известно, для предотвращения преступлений важна не столько строгость наказания, сколько его неизбежность.
Одной из причин успешного экономического развития США стало жесткое обращение государства с банкротами — всяких "смягчающих обстоятельств" практически не существовало. Учитывая, что такая практика там существует столетиями, люди в массе своей считают ее данностью. А уверенность в том, что если ты не заплатишь долг, то тебя тут же выгонят из дома и опишут все имущество, заметно повышает чувство ответственности.
Для отдельного человека — это очень неприятно. И двести, и сто лет назад американские должники возмущались и даже пытались бунтовать. Правда, в отличие от нынешней России, подобные мероприятия в тогдашних США подавлялись быстро и жестоко. А во времена Великой депрессии эта практика стала причиной личной трагедии многих американцев. Но для системы в целом это оказалось весьма благотворно.
Однако при реструктуризации банковской системы наше государство идет по другому пути. И рассчитывать на то, что на ее обломках вырастет что-либо надежное, по меньшей мере странно.
Впрочем, похоже, что на это никто и не рассчитывает. Возможно, чиновникам просто хочется, чтобы их не беспокоили. А может быть, и в самом деле государство думает лишь о возврате бюджетных средств, зависших в проблемных банках. Правда, если это действительно так, то ведет оно себя точь-в-точь как МВФ на переговорах с российским правительством.
С одной лишь разницей: Россия для чиновников фонда — далекая чужая страна, а наша банковская система для правительства и Центробанка все-таки должна быть роднее. Валютный фонд, в принципе, не прочь дать России новый кредит, но та, в свою очередь, должна будет направить его на возврат долгов. Но это оправдано лишь в том смысле, что в результате улучшится финансовая отчетность кредиторов. Для России это весьма сомнительная услуга. Если дефолт и последовавшие за ним проблемы еще имели, так сказать, воспитательное значение, то кредиты МВФ лишь укрепляют нас в новой национальной идее. Мы не платим — и все идет как надо.
Основное, что сейчас объединяет нацию,— нежелание возвращать долги