Русфонд продолжает публикации о людях, которые жертвуют деньги на благотворительность, а иногда и что-то большее, чем деньги. Мы стараемся ответить на два вопроса: почему сильный помогает слабым и почему так поступают не все? Сегодня писатель ИГОРЬ СВИНАРЕНКО рассказывает о том, что доходчивей и полезней та помощь, которую оказываешь своими руками.
Фото: Фото из личного архива
В лихие 90-е, путешествуя по Средней полосе, познакомился я с отцом Никодимом. Он был примечателен тем, что в свои преклонные годы — за 80, был бодр, энергичен, служил в храме и выезжал в дальние деревни крестить детей и отпевать покойников. Но что в нем было самое удивительное — это то, что отец Никодим работал в огороде — как говорят деревенские, у себя на усадьбе. Сажал и копал картошку, поливал, полол, косил — он знал всю крестьянскую работу замечательно.
Картошку батюшка сажал не как Лев Толстой, чтоб приблизиться к народу,— ему и не надо было приближаться, он и так оставался в самой гуще этноса, а потому что жил необычайно скромно. И эта картошка была ему заметным подспорьем. Но подспорьем в чем? Про это и разговор.
Жил отец Никодим — да, скромно. Но бедным он не был, вот какая штука! Получал он и жалованье, как положено. И прихожане носили ему ну не десятину, но что-то вроде того, натурой. И к тому ж сын присылал из города!
Сын отца Никодима работал, как бы сейчас сказали, в сфере инноваций и модернизации. Он был физик, серьезный, глубокий, занимался какими-то важными делами, может быть, даже секретными. Суть его работы отец и не смог бы передать, если б даже и понимал ее. Описывал он работу сына приблизительно в таких выражениях:
— Есть у них там некое огромное колесо, и вертится оно очень быстро. Ухо надо держать востро! А если, сын сказывал, сорвется то колесо с оси — много бед наделает, ох много…
Несмотря на всю простоту своей жизни и на вроде бы равнодушие к деньгам, Никодим даром не работал. Бывало, приедет он кого крестить, отработает как положено, ему со «спасибо» сунут пару купюр — а он строго отвечает:
— Мало. Что ж ты так? Не скупись, сынок. Нехорошо на таком экономить.
Человек смущался и доставал еще. Никодим брал со строгим лицом.
Вот зачем ему деньги? Казалось бы?
Видел я, как он, приехав в деревню по делу, на крестины, идя от машины — это был не «Мерседес», как у некоторых его коллег, но «Нива»,— обратил внимание на прислоненные к сараю разные сельские инструменты. Остановился и цепким крестьянским глазом всмотрелся. Выбрав, взял в руки косу. Потрогал ногтем лезвие. И спросил довольно грозным голосом:
— Кто точил? Кто тут хозяин?
Тот подошел, встал рядом, дымя из зубов самокруткой из самосада, тут же рядом и табак цвел, за оградкой, чтоб куры не выклевали.
— Ну я, а что?
— Ну кто ж так точит?
— Нешто не хорошо?
— Неправильно.
— Да косит же, чего еще? Вострая.
— Не понимаешь ты. Все надо делать как следует! Не как получится, а наилучшим манером! Эх, учить вас, молодежь…
Хозяин был такая «молодежь», что уж успел выйти на пенсию.
— А ну давай брусок, чего стоишь!
Хозяин поплелся за бруском к себе в угол за кухней, где у него было сложено натасканное из колхоза, когда он еще не развалился, имущество. Никодим быстро у него вырвал, когда тот вернулся, брусок и с жадным каким-то интересом начал им водить по лезвию. Ну и после еще отбил, не без этого.
Хозяин стоял насупившись и молча на это все смотрел. Батюшка, закончив, быстро оглянулся и с косой чуть не подбежал к нескошенному клочку возле забора. И — вжик-вжик-вжик!
— Ну, другое ж дело. Иди, попробуй сам, иди сюда!
Хозяин подошел, медленно ступая ногами, обутыми в разлезшиеся валенки с галошами. И молча вжикнул тоже пару раз. Говорить было и не о чем.
Никодим отдал ему косу и, как всякий ветеран, со страстью принялся и дальше обличать молодежь:
— Приходят ко мне бабки и плачут: вот, голодаем, есть нечего. Я им: а что ж не работаете? В деревне ж живете, тут земля! — Да вот, старые мы.— Да вы мне в дочки годитесь, как не стыдно! — А мы, говорят, больные.— Да посмотрите, сколько у меня банок всяких и склянок стоит — все прописали! Откуда ж мне здоровым быть…— Дай нам денег, батюшка! — Да не дам ничего! А вот идите за мной. Ну и дашь каждой картошки по мешку.— Конечно, говорят, тебе хорошо, тебе все приносят-привозят. А нам как? — Приво-о-озят! Да я сам эту картошку и сажаю, и копаю! — А как же мы потащим мешок теперь домой на больных костях? — Да уж подвезу вас! — А у нас там дороги нету…— Мне и не нужна дорога, вон у меня вездеход стоит!..
Никодим это все рассказал весело и быстро и довольный собой пошел к своему вездеходу, который русские сделали себе аккурат под непролазную грязь родных просторов. Ему еще дали с собой припасов.
— Это свое или покупное? — строго спросил он, глядя на шмат сала и корзинку с яйцами.
— Свое, свое, батюшка! — сказала хозяйка. — Вишь, яйца без штампов, а куры вон бегают. А погоди-ка, я тебе и масла дам своего.
И принесла-таки в прозрачном мешке головку масла, настоящего, бледного, с молочными каплями.
Я доехал с Никодимом до автобусной остановки, чтоб двигать дальше. По пути мы поговорили о природе денег, ну так, запросто. И деревенский поп мне объяснил, что доходчивей и полезней та помощь, которую оказываешь своими руками. Когда отдаешь свой труд, свое время — вот это помощь, вот это благотворительность — и даже, пардон, любовь!
— Ну а деньги, деньги-то ты ж берешь?
— Беру. Да неохота их трогать. Так, на последний случай, уж когда совсем иначе никак. А что сын мне присылает — я сперва ему возвращал, да он обижался. И я теперь не трачу, я их просто складываю в шкафчик, на дальнюю полку. Пусть лежат. Может, кому сгодятся, нужней будут, чем мне.
Я между делом спросил про Франциска Ассизского, но Никодим решительно ответил, что не слыхал про такого. Про Льва Толстого он в курсе, но — никакого пиетета. Никодим, да, не читал огромного множества книжек, с которыми мы носимся как с писаной торбой. Да ему, наверно, и не надо их читать, и не только потому, что глаза ослабли. Он и так откуда-то понял, как надо жить и как сподручнее помогать людям.
Искать бы таких, как Никодим, находить, говорить с ними и думать потом над их словами. Авось и мы сами за ними до чего додумаемся…