Кинодраматург Евгений Митько обвинил Никиту Михалкова в присвоении сюжетной схемы, положенной в основу "Сибирского цирюльника", и намерен добиваться правды в суде. Митько ссылается на свою сценарную заявку восьмилетней давности "Счастливый понедельник", которая участвовала в российско-американском сценарном конкурсе 1991 года "Хартли-Меррил-Прайз".
В жюри конкурса входили Рустам Ибрагимбеков и сам Михалков. Спустя 11 месяцев был опубликован их сценарий "Цирюльника". А в титрах готового фильма указано: "Автор оригинальной идеи — Никита Михалков". Евгений Митько возможность случайного совпадения отрицает. Михалков даже слышать об этой истории не хочет, не то, чтобы о ней говорить. Можно понять: его и так со всех сторон достали, не хватало еще плагиата.
К обвинениям такого рода Михалкову не привыкать. Еще в пору его режиссерских дебютов говорили, что в "Рабе любви" он "украл" не только идею, сюжет, но и актрису Елену Соловей, и даже саму постановку (вместе с финансированием) у Рустама Хамдамова. Живые свидетели этой истории, включая самого Хамдамова, напрочь отрицают факт "кражи": Михалков пришел и выручил студию, когда проект "Нечаянной радости" уже был закрыт. Сравнение сохранившихся фрагментов хамдамовской ленты с михалковской свидетельствует, что между ними мало общего. Да и Соловей снималась у Михалкова подряд в трех фильмах не под наркозом. Тем не менее негласное либеральное "общественное мнение", которое в 60-70-е заменяло и "третью власть" суда, и "четвертую" прессы, предпочитало думать, что Хамдамов — убитый системой чистый гений, а Михалков — прагматичный отпрыск официозной семьи.
После "Неоконченной пьесы" критики примолкли. Только самые злобные и непримиримые твердили, что финал картины "слизан" у Феллини. Но Феллини, как и Чехов, был лишь инструментом: то, что сделал Михалков, на самом деле был лишь слегка закамуфлированный апофеоз застойной тоски "аэропортовской" интеллигенции. К тому же подступала эра постмодернизма. Михалков одним из первых в мировом кино освоил стиль "ретро" и принцип бесконечных цитат. "Очи черные" окончательно оформили тип новых отношений современного режиссера с классикой. Что бы сказал Чехов по поводу использования его "сюжетной схемы" "Дамы с собачкой"? Да ничего бы как умный человек не сказал.
А как бы отреагировал Аркадий Гайдар, узнай он, что мотивы его "Голубой чашки" перекочевали в оскароносный фильм "Утомленные солнцем" и первоначально, кажется, даже служили основой сценарной идеи? Скорее всего, отец Тимура и дед Егора порадовался бы, что его все еще не забыли.
Будучи крепким профессионалом советской школы, Митько, очевидно, привык считать, что сценарий — полноценный вид литературы. Однако, с точки зрения реальной кинематографической практики, никакого скандала тут быть не может. В последние годы судебные тяжбы за сценарное авторство хотя и ведутся, но выглядят анахронизмом. Существуют фильмы, существуют тщательно прописанные сценарии — а не их идеи. Что касается художественных структур, все современное кино построено на цитировании и бродячих мотивах. А высший пилотаж — когда художник сумел создать столь убедительный и цельный мир, что может без зазрения совести цитировать себя сам.
"Сибирский цирюльник" — несколько другая история. Здесь Михалков едва ли не впервые танцевал не от классики, не от киномифов, а от оригинального беллетристического сюжета. Впрочем, как было доказано еще в эпоху классицизма, "оригинальных сюжетов" в мире всего пара десятков. Даже если предположить, что у режиссера туго со сценарной фантазией и ему слабо придумать столь простенькую, как в "Цирюльнике", сюжетную схему, к его услугам лучшие сценаристы, включая постоянного михалковского соавтора Рустама Ибрагимбекова. Даже если предположить, что оба — скорее всего бессознательно — вдохновились сценарной заявкой Митько, само перенесение действия из середины нашего в конец прошлого века полностью трансформирует и сюжет, и характеры. Более того — итоговый "Сибирский цирюльник" с Джулией Ормонд — это совсем другой фильм, чем тот, что некогда был задуман Михалковым и Ибрагимбековым для Мерил Стрип.
Хотя о "сюжетной схеме" мелодрамы говорили в профессиональных кулуарах еще в конце 80-х, сразу после "Очей черных", иронически называя будущий фильм "Очи синие". Это было задолго до конкурса 91-го года. Мы можем порицать Михалкова за тысячу вещей как художественного, так и идеологического свойства. Можем быть пристрастны к нему — как часто бываем пристрастны к соотечественникам и современникам. Однако не нужно обладать особой тонкостью, чтобы предпочесть талантливый "плагиат" профессиональной рутине.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ