Премьера опера
Фото: Коммерсантъ / Алексей Гущин/Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского
Фото: Коммерсантъ / Алексей Гущин/Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского
Фото: Коммерсантъ / Алексей Гущин/Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского
Фото: Коммерсантъ / Алексей Гущин/Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского
Фото: Коммерсантъ / Алексей Гущин/Пермский театр оперы и балета им. П. И. Чайковского
В Пермском академическом театре оперы и балета завершилась серия премьерных показов оперы "Дуэнья" Сергея Прокофьева под управлением главного дирижера театра Валерия Платонова и в постановке директора Латвийской национальной оперы режиссера Андрейса Жагарса. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Свою вторую в нынешнем сезоне премьеру Пермская опера выпустила аккурат в самый разгар "Золотой маски", в оперном конкурсе которой в нынешнем году как никогда сильны позиции музыкальных трупп из регионов: радикальную даже по столичным меркам режиссерскую интерпретацию "Пиковой дамы" в постановке Константина Балакина привозят на главный театральный смотр России из Астрахани, а раритетного и, как казалось еще совсем недавно, неподъемного для отечественных вокалистов россиниевского "Графа Ори" — из Екатеринбурга.
На таком фоне обращение подопечных Теодора Курентзиса к "Дуэнье" выглядит, конечно, особенно эмблематично: Пермская опера первой из региональных компаний решилась посягнуть на монополию на музыкальный театр Сергея Прокофьева, целиком и полностью присвоенный в последние десятилетия труппами Москвы и Петербурга. В этом смысле постановку позднего прокофьевского шедевра следует — вне зависимости от конкретных художественных результатов — воспринимать прежде всего как сильный репертуарный жест, как очередную амбициозную заявку на лидерство от одного из самых влиятельных оперных домов страны.
Из условной Севильи XVIII века режиссер пермского спектакля Андрейс Жагарс и его соавторы — художник-постановщик Катрина Нейбурга и художник по костюмам Кристине Пастернака (экспансия на российские подмостки по-европейски свежо смотрящегося латышского театрального дизайна вообще один из заметных сюжетов этого оперного сезона) — переносят действие "Дуэньи" в постфранкистскую Испанию 1970-х с ее пряной атмосферой тотального либертинажа. Средостение остроумно-лаконичной сценографии — поставленные один на другой цветастые морские контейнеры, разные комбинации которых то складываются в урбанистические экстерьеры, то раскрываются выдержанными в стилистике ироничного ретроинтерьерами.
Разношерстная портовая публика, стайки трансвеститов и целый выводок безымянных и безмолвных персонажей, словно бы срисованных с фигурантов фильмов Педро Альмодовара — "Дуэнья" господина Жагарса начинается вполне многообещающе, но очень скоро над психологически точно простроенными взаимоотношениями героев берет верх с трудом контролируемое режиссером обезличенно-игровое начало, так что по мере приближения к финалу спектакля вроде бы изначально важные для постановщиков обстоятельства времени и места действия перестают хоть в малейшей степени влиять на ход развития буффонной прокофьевской интриги.
В родной Риге Андрейс Жагарс привык работать не просто с певцами экстра-класса, но с вокалистами, в равной степени одаренными и музыкально, и актерски — вспомнить хотя бы приму Латвийской национальной оперы Кристину Ополайс. В Перми господин Жагарс встретил как минимум двух артистов, способных собственной театральной органикой и сценической харизмой поддержать режиссерский замысел спектакля,— ими стали исполнители двух ключевых мужских ролей Сергей Власов (Дон Жером) и Гарри Агаджанян (Мендоза). Важнейшим же действующим лицом премьеры предсказуемо стал оркестр Валерия Платонова, с равной степенью бережности и тщательности подобравший ключи и к гротескной графике "Дуэньи", и к ее распевной лирике.