Выходит на экраны мультфильм "Ку! Кин-дза-дза" Георгия Данелии и Татьяны Ильиной — ремейк знаменитого фильма времен перестройки
На планете Плюк оказываются виолончелист Чижов и диджей Толик Царапкин (кадр из фильма)
Сняв мультипликационную версию своего хита 1986 года, Данелия сам спровоцировал зрителя на сравнение. Лучше или хуже? Конечно, хуже. Раньше все было лучше и деревья были большими. Зачем "испортил легенду"? И вообще: мультик — это несерьезно. Вот раньше были шедевры, а теперь развлекуха и шоу-бизнес. Теперь так не умеют. И так далее.
82-летнему режиссеру, который не выпускал новых картин с 2000 года, уже давно не надо никому ничего доказывать. Качество любой его работы, в том числе и этой, предельное. Органика в каждом кадре, в каждом звуке, в каждом рисунке. Ни одной случайной реплики, все работает. Просто иначе, не так, как работало 27 лет назад. Но только дело тут не в Данелии, он физически не способен снять неправду. Дело в материале, в том, о чем он снимает. Галактика Кин-дза-дза за эти годы стала совсем другой. В 1986 году она выглядела очень реалистично снятой фантастикой, антиутопией. Это поражало, смешило, вызывало тревогу. К 2013-му фантастика окончательно вошла в нашу жизнь и уже не вызывает острых эмоций. Отсюда и мультипликация, и другие герои, и все прочие изменения. Новая, совершенно нереальная реальность требует новых средств.
Первое, что бросается в глаза: вместо привычных прораба дяди Вовы и недоучившегося студента Гедевана Александровича на планете Плюк оказываются всемирно известный виолончелист Чижов и начинающий диджей Толик Царапкин из Нижних Ямок. Это знаковая замена, теперь и вся линия конфликта строится по-другому. В 1986-м двое абсолютно нормальных людей попадали на планету, где все всех кидают, никто не говорит, что думает, каждый старается унизить другого. Расизм, взяточничество, безжалостная эксплуатация. Нелепость на нелепости, гадость на гадости. Просто какая-то Америка глазами передачи "Камера смотрит в мир". Взглянешь вокруг — сплошные "не наши люди".
В 2013-м "не наш человек" один. Мужчина во фраке, с интеллигентной речью. Все, что он умеет,— играть классику на виолончели, отчего местных просто тошнит: "Так не играть, нас тошнить". Подобную реакцию виолончелист, исполняющий Генделя, вызовет в любом подмосковном ресторане, для этого не стоило бороздить галактику. Разумеется, они предпочитают жалостливый дворовый шлягер "Мама, мама, что мы будем делать?" в диджейской обработке, с дешевыми спецэффектами.
Инопланетянин он, а все остальные как раз нормальные. Толик со своими вопросами типа "А трудно ли пролезть в шоу-бизнес?" и маниакальным желанием фотографировать все подряд, более нормален, чем он. А уж какой священный ужас вызывает Чижов, когда читает наизусть "Буревестника"! Это настолько неуместно, настолько не сочетается со всем остальным, что завораживает. Вот тут и проходит главный разлом: между человеком, который знает Горького (хотя бы), и теми, кто меряет все на местную валюту, на чатлы.
Такого человека необходимо унизить, поставить на колени, запереть в клетку, заставить играть какого-нибудь "Чижика-пыжика" на потеху уродам. Что и происходит. Нормальный порядок вещей восстановлен.
Еще одна важная деталь. Чижову с Плюка, собственно, и бежать некуда, некуда возвращаться. На Земле от него, недоделанного, ушла жена, в концертном зале вместо классики теперь играют пресловутую "Маму" и так далее. На Земле человек с виолончелью, знающий наизусть стихи, такой же изгой, как и на Плюке, разница практически стерлась. Мечты о прежней жизни теперь похожи на мечты старых эмигрантов вернуться в Россию 1913 года — году, скажем, в 1950-м. Нету уже той России, и мира того нет. Да и был ли он?..
За 30 лет сменился антураж, он не мог не смениться. Появились мобильные телефоны, гастарбайтеры, "пиратские" миражи, "шампунь вьетнамский настоящий". Но главное осталось. По-прежнему все всех кидают, унижаются перед малиновыми штанами, восхваляют великого ПЖ, а полицейский-эцилопп все так же напоминает повадками раскормленного гаишника. Народ все так же не говорит, что думает, и не думает, что говорит. И мораль та же: "Они будут на четвереньках ползать, а мы на них плевать. Удовольствие!"
Но есть и принципиальная разница, ее нельзя не заметить. В 1986-м было жалко всех: Яковлева с его неповторимыми глазами, в которых замерло страдание, наивного дурачка Гедевана, хитрого по-крестьянски Леонова, пацаков, чатлан, людей, даже нелепого, напыщенного и вялого тогдашнего ПЖ — и то было жалко. Даже подлости тогдашние вызывали какое-то умиление. А сейчас не жалко уже ровным счетом никого. Сталь в глазах появилась. Хорошо сформулировали это пиарщики, придумавшие слоган "Ку! Кин-дза-дза: слезы высохли". Да, высохли. И теперь, как поет группа "Ленинград": "Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его". Мультяшные игрушечные страсти, пластмассовые страдания. То, что 30 лет назад выглядело чудовищным, уже не вызывает ни сочувствия, ни особых переживаний. Это стало нормой — так чего же переживать.
И неслучайно Данелия заменил ключевую реплику фильма, которая в 1986 году считывалась безошибочно. Попав на планету, где нечем дышать, дядя Вова говорит напарнику: "Ты еще молодой. Может, что-нибудь переменится". Дескать, есть надежда, может быть, еще доживешь до лучших времен, до свободы. В 2013-м реплика звучит так: "Ты еще молодой, адаптируешься". Надежды уже нет. Единственный вариант — адаптироваться. Вот мы и адаптировались...
Один из самых добрых наших режиссеров снял очень недобрый мультик. Без жалости, без проблесков надежды, без слез. Но тут нету его вины. Как живем, так и снял. Мама, мама, что мы будем делать...