Повесть Валерия Попова "Грибники ходят с ножами", опубликованная в "Новом мире", была номинирована на несколько литературных премий. И ни одной не получила. Этого писателя вроде бы все любят — он веселый; повесть — из немногих, что читаются без усилий, "для удовольствия". Так в чем дело?
Книга, названная так же, как и центральная вещь в ней — "Грибники ходят с ножами", если и не отвечает на этот вопрос, то по крайней мере подвигает к соответствующим размышлениям. Проблема Попова существовала всегда: по некоторым загадочным извивам профессиональных литературных душ какого-то главного внутрицехового успеха Попов никогда не имел. Да, его читали, его хвалили. Поминали всякие традиции — питерские, обэриутские, зощенковские, какие угодно. Его считали и считают одним из лучших русских прозаиков. Но, например, Битов всегда ходил в классиках; Попов — никогда.
Все объясняет сам Попов в рассказе "Бог хранит меня в дальней бочке": "Премий, правда, нет. Что ж делать? Душит отчаяние. После очередной неполученной премии я бегу по Москве. Неплохая вроде была представлена вещица. Но — не угодила! За ними не уследишь. Но в общем понятна механика: давно надо было притулиться куда-то. Объявить себя, скажем, смелым писателем!.. Какая тоска! Смелый писатель — это тот, кто смело и отчаянно говорит то, что давно всем известно... Не пойдет!"
Метод Попова — выговаривать простые вещи там, где привычно ожидать от писателя мудреных рассуждений — напоминает известную фразу Сомерсета Моэма о том, что он однажды открыл, что самый верный способ пошутить — это сказать правду. Легкость и ясность, по контрасту с привычной отечественной многословностью, оказываются шокирующе эффектным приемом: "Работать в аэропорту великолепно: ощущение вечного движенья без какого-либо реального сдвига — то, что мы все любим".
Отрывистость, особая штрих-пунктирная интонация, которая чувствуется в процитированном пассаже, сказывается и на макроуровне, в композиции рассказов Попова. Например, он строит мемуар о Бродском как длинную подготовку к встрече со старым другом, который прожил целую другую жизнь и там, в той жизни, "ушел из ранга простых смертных". Самолет, долгая дорога, тусклый и чистый пейзаж, белые стены американских университетских помещений. Бродский читает грандиозное стихотворение "Я входил вместо дикого зверя в клетку...", которое процитировано полностью. И — все, рассказ заканчивается: "Была тишина, потом — овация. Потом он снова начал читать этот стих — по-английски".
По-моему, эти четыре странички — лучшие пока что воспоминания о Бродском, какие есть вообще. В заключение — два замечания. Попов — чуть ли не единственный русский писатель, который без стеснения пользуется всеми знаками препинания, которые существуют в языке. Как правило, редакторы жестоко бьют начинающих авторов по рукам за восклицательные знаки, за остроты в кавычках. "Многоточие — знак авторского бессилия",— слышишь так часто, что в итоге начинаешь в это верить. И зря. Не надо верить ничьим стилистическим советам: как видно, самые простые мелочи могут составить манеру и быть вполне новаторскими.
И второе: Попов — рассказчик. Это жанр трудный, тонкий и неблагодарный, особенно теперь, когда для рассказов, по сути, не существует хоть сколько-нибудь выигрышного контекста. Рассказ одинаково чуждым смотрится и в "Плейбое", и в "Новом Литературном Обозрении". Но, может быть, времена слегка меняются. Проза Валерия Попова, в начале девяностых оказавшаяся как бы не в фокусе, выглядевшая вроде бы неточной, даже анахроничной, сейчас опять читается как нельзя лучше: будто в жаркий коктебельский день, вне времени и истории, хватил стакан ледяного виноградного вина.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Попов Валерий. Грибники ходят с ножами.— Спб: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 1998.