Народный артист РСФСР Родион Нахапетов прославился тридцать лет назад ролью Ленина в фильме "Сердце матери". После "Рабы любви" Михалкова его полюбили миллионы. Затем он исчез с экранов, и о его судьбе мало кто знал. Сегодня он рассказывает о том, как он оказался в США и расстался со своей женой Верой Глаголевой.
Любовь к Вере обострила все чувства и сделала меня по-настоящему счастливым — пожалуй, впервые в жизни. Меня умиляло в ней все: и мальчишеский азарт, когда она играла в футбол, и неумение врать, и забавные гримасы, и сонливость по пути на съемку, и, конечно же, ее почтительное "вы" в разговоре со мной. Кстати, она избавилась от этого выканья лишь спустя год.
В Одессу — в киноэкспедицию, на съемки нового фильма Никиты Михалкова "Раба любви" — я поехал с Верой. Наши отношения тогда были в самом разгаре. Я не мог расстаться с ней не то что на день — на минуту.
Мы гуляли с Верой по Одессе. Бродили по тихим ночным улочкам, спускались по Потемкинской лестнице, выходили к морю. Иногда Вера готовила, благо в нашей гостинице была кухня. Сладкий и нежный вкус ее сырников я помню до сих пор.
Мы мечтали о будущей жизни, о ее поступлении во ВГИК. Вера очень своеобразно читала Блока. В ее чтении было странное, как будто сумеречное блуждание интонаций и декадентский излом рук.
Честно говоря, я и сегодня убежден, что институт не сделал бы Веру актрисой. Потому что ею она уже была. Вера нуждалась в тренинге, в практике. Но не в азах. От природы она обладала легкостью игры, которая иным дается многолетним трудом. Вера стала моей женой. Она расцветала на глазах. Ее стали активнее вызывать на пробы. Знаменитый Анатолий Эфрос, едва познакомившись, утвердил Веру на одну из главных ролей (вместе со Смоктуновским, Далем и Добржанской) в фильме "В четверг и больше никогда".
Семейная жизнь набирала обороты.
Мы осваивали новую квартиру в доме в Большом Тишинском переулке. Несмотря на то что Вера дважды стала матерью, она выглядела удивительно молодо. Ничуть не хуже, чем в первый день, когда я увидел ее в коридоре "Мосфильма".
Чем дольше мы с Верой не виделись, тем чаще появлялись в журналах в обнимку, как нечто целое и неразрывное. Видимо, зритель нуждается в хороших примерах.
Семейные отношения с Верой, хоть и носили характер дружеский и внешне благообразный, все же нуждались в серьезном пересмотре и переоценке. Возможно, я и в самом деле наскучил ей. Она общительна, жизнерадостна, я же люблю уединение. День за днем таяли наши чувства, но мы были слишком заняты своими киноделами, чтобы бить тревогу. Мы не замечали, как разрушается здание нашей семьи.
Боже, как это здорово — иметь детей! Именно они, Анютка и Машенька, были тем якорем, который удерживал меня на Тишинке. Бесконечная любовь к ним, желание удержать в памяти каждый миг их жизни примиряли с охлаждением чувств к Вере.
Меня ждали в Америке.
— Надо ехать! Нельзя пренебрегать шансом,— сказал я Вере.— Если пойдут дела, девочки смогут учиться в Штатах.
По нашему уговору первым должен был ехать я, чтобы заработать деньги и затем послать вызов девочкам и Вере...
— Меня зовут Наташа.
У нее большие зеленые глаза, на первый взгляд придирчиво-строгие.
— Я видела ваш фильм, хотела поговорить.
Наташа, оказывается, видела "На исходе ночи" полгода назад, в университете Лос-Анджелеса. Кое-что она рассказала и о себе: родилась в Китае, в городе Харбине, переехала с родителями (русскими эмигрантами) в Чили, а потом, в двенадцатилетнем возрасте — в США. В совершенстве владеет русским, испанским и английским языками. Сейчас работает в Ассоциации независимого телевидения США, знакома с телевизионным руководством таких студий, как Fox, Warner, Paramount, Universal.
В свой второй приезд в Америку я остановился в доме у нее, на Голливудских холмах, вблизи гигантских белых букв HOLLYWOOD, которые так много для меня значили.
Расставались мы с ней только с приходом ночи. Она уходила к себе в спальню, я же — в свою тихую комнатенку. Днем мы не думали друг о друге — не было времени, мы были слишком заняты. Я все еще не хотел признаться себе, что интересуюсь Наташей всерьез. Бессонницу объяснял духотой, впечатлениями дня.
Каждодневное общение с Наташей постепенно переплавило деловые отношения в интимные. Все шло так, как мы того втайне хотели, но, когда это случилось, мы растерялись, словно средь ясного неба грянул гром. Мы понимали, что это большой грех, но переспорить чувства не могли. Нас затягивало в омут.
...Девочки прилетели вместе с Верой. Никогда раньше я не испытывал такого смятения чувств. Безмерная нежность и теплота к детям переплетались со стыдом. Формально спокойные отношения с Верой готовы были взорваться изнутри всей накипевшей и жестокой правдой.
Между мной и Верой с первой же минуты ее пребывания в Америке пролегла холодная тень, которую Вера старалась не замечать. Я был вежлив с нею, но держал дистанцию, не оставляя сомнений, что у меня есть другой человек.
Напряжение росло. Вера с трудом прятала от девочек слезы, а я изо всех сил старался занять себя работой. Лишь девочки, не догадываясь о беде, были по-настоящему счастливы...
Полностью читайте в мартовском номере журнала "Домовой"