Бунт на одного

Михаил Трофименков об «Отце-хозяине» братьев Тавиани

Год назад братья Тавиани — 83-летний Паоло и 81-летний Витторио — играючи продемонстрировали уникальную для своих лет режиссерскую форму в фильме "Цезарь должен умереть". Под маской репортажа о постановке шекспировской трагедии силами заключенных тюрьмы строгого режима они скрыли парадокс о жизни, театре, политике и смерти. На первый взгляд путь братьев ничем не отличается от пути их ровесников: в "свинцовых" 1970-х исповедовали политическое кино, потом устали, разочаровались, впали в классицизм. На самом деле Тавиани, что и подтвердил "Цезарь", не совпадали со своим временем — то опережали его, то увиливали. Да, в 1970-х лучшие режиссеры Италии — и Тавиани тоже — состояли в официальной компартии или в ее левацких вариантах или были "беспартийными коммунистами". Тавиани, как все, снимали про революцию, но под каким-то неправильным, скептическим углом. Вели речь то о роковом непонимание между разными поколениями революционеров ("У святого Михаила был петух", 1971), то о предательстве и провокации ("Аллонзанфан", 1975): через три года убьют Альдо Моро, о провокации заговорят все, но Тавиани это будет уже неинтересно. Когда кризис в стране дошел до той стадии, за которой — тотальная гражданская война, они вдруг сняли — и получили заслуженное каннское золото — "Отца-хозяина". Фильм, конечно, с марксистским акцентом — в том, что касается живописания быта сардинских пастухов. На каждого "отца-хозяина", то ли истязающего, то ли закаляющего крошку-сына, обрекая его на невежество, находится свой "Padre Padrone", перед которым уже сам домашний тиран беззащитен, как дитя — помещик или перекупщик плодов отцовского труда. Но выход из этого порочного круга братья увидели не в революции, а в индивидуальном созидательном бунте, впрочем не исключающем рукоприкладство. Тавиани заявили это не назидательно, но весомо. Эта весомость не вербальна, заключена в самой пластике фильма, монументальной, освобожденной от всего второстепенного. Манифест братьев заключен в первой же звучащей с экрана закадровой фразе. Вот, посмотрите на этого, описавшегося со страха шестилетнего мальчика (Фабрицио Форте), которого отец-дикарь (Омеро Антонутта) забирает из школы, чтобы пацан пас овец в страшных горах, где воет ветер, где убивают друг друга "кровники", где нет человеческого жилья.

Его зовут Гавино Ледда, когда он вырастет (и его будет играть уже Саверио Маркони), он взбунтуется, поднимет руку на отца, не только получит образование, но и станет видным лингвистом: собственно говоря, фильм поставлен по его книге (1975), переведенной на 40 языков. А когда 18-летний Гавино пошел в армию, он не только не умел ни читать, ни писать, он по-итальянски не говорил, только на сардинском диалекте. Кстати, признательность армии, только благодаря которой Гавино и вышел в люди, для 1970-х нетипична: обычно ее представляли террариумом фашистских заговорщиков. История действительно ошеломительная, похожая на чудо, но Тавиани вообще воспели жизнь как совокупность чудес. Оставленный в диких горах ребенок испытывает лишь ужас перед ночью и страх перед отцом-хозяином: поэтому он не может увидеть чудо этой ночи, ее звуков и шорохов, но оно, чудо, несомненно. Отец же, сроднившийся с ночью, вдруг начинает говорить о ней, что твой поэт. Вальс Штрауса, занесенный в лихой край прохожими музыкантами,— тоже чудо. Ну а самое расчудесное чудо, это, конечно, кино: Тавиани свято верят в него, потому и моложе они любого молодого режиссера.

"Padre Padrone", 1977

Я живу своей жизнью

Вуди Ван Дайк

I Live My Life, 1935

Образцовая screwball comedy Вуди Ван Дайка, то есть комедия о "войне полов". По законам жанра, сияющая вершина которого — "Воспитание крошки" (1938) Говарда Хоукса, взбалмошная юная богачка кладет глаз на "ботаника" — поглощенного наукой красавца. В итоге он узнает, что такое любовь, а она догадывается о существовании неких таинственных, но важных нематериальных ценностей. В данном случае Терри (Брайан Ахерн) — археолог, откопавший на греческом острове Наксос уникальную статую. Кей (Джоан Кроуфорд), сбежавшая с папой от тиранической мамы, отлучилась с яхты, чтобы прогуляться по Наксосу верхом на осле. Беда в том, что фильм катится по жанровым рельсам с неумолимостью того самого поезда, по времени прибытия которого впору сверять часы: все предсказуемо настолько, что, кажется, реплики героев ты слышишь за секунду до того, как они прозвучат. Утешиться можно лишь забавными второстепенными персонажами. Хотя бы той самой мамашей. Обозленный Терри излагает ей свою генеалогию: дедушка — пират, бабушка — сводня, папа — бутлегер. Она ж удовлетворенно хмыкает: "Подходит! Наш человек!"

Плохая сестра

Хобарт Хенли

Bad Sister, 1931

Фильм Хобарта Хенли остался в истории благодаря соленому анекдоту о нравах эпохи. Лора (Бетти Дэвис), по фильму, перепеленывала младенца. Дэвис не предупредили, что это мальчик, и, увидев его хозяйство, 23-летняя (!) дебютантка залилась столь густой краской, что она заметна даже на черно-белой пленке. Между тем "Флирт", роман Бута Таркингтона, одного из трех — наряду с Фолкнером и Апдайком — неоднократных лауреатов Пулитцеровской премии, был так популярен, что его экранизировали уже в третий раз за 15 лет. Добротно сколоченная невеселая история о большой провинциальной семье. Отец-бухгалтер — честный добрый лузер. Его невыносимый пятилетний сыночек. Две дочери на выданье: Марианна (Сидни Фокс) — баловница, любимица, попрыгунья, транжира; Лора — гадкий (это Бетти-то Дэвис!) утенок-молчун. Вздорная служанка (Зазу Питтс). Все бы ничего, да Марианна находит себе и выгодного, и любимого жениха — инженера-бизнесмена, а на деле волчару-афериста Корлисса (Хамфри Богарт). Никто из героев, нет, не умрет, но и вкуса к жизни не обретет, да и кто из сестер лучше, а кто хуже — еще вопрос.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...