Музей реконструкция
В Вене после десятилетней реконструкции открылась для публики легендарная Кунсткамера — коллекция драгоценностей и раритетов, ревниво собиравшаяся императорами из династии Габсбургов на протяжении нескольких столетий. Грандиозную экспозицию, развернутую в залах Музея истории искусств (Kunsthistorisches Museum), осмотрел СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
"Чем редкостней, тем лучше" — так, по преданию, напутствовал один из этих коронованных коллекционеров, император Максимилиан II, своих эмиссаров, призванных наполнять венскую Кунсткамеру униками со всего света. С XVI века собрание императорской "палаты искусств и чудес" не только щедро пополняли, но и перевозили, многократно пересортировывали, порой прятали. Многим позже, в конце позапрошлого века, при Франце-Иосифе I, часть экспонатов Кунсткамеры разошлась по новым государственным музеям Вены — так, геологические, минералогические и природные диковины попали в Музей естественной истории, экзотические артефакты, привезенные из заморских краев,— в Музей этнографии. Оставшиеся сокровища именно тогда, в 1890-е годы, прописали в Музее истории искусств.
Тамошнюю экспозицию, несколько раз поновлявшуюся на протяжении ХХ века, закрыли в 2002 году как не удовлетворявшую современным музейным нормам. Наступили годы до боли знакомого отечественному читателю долгостроя. Только в 2010 году музей наконец-то смог с государственного одобрения начать реконструкцию по существу, но и после этого дату открытия Кунсткамеры несколько раз переносили. Сбор средств обернулся одной из самых ироничных фандрайзинговых кампаний нынешнего музейного мира: последние года полтора на улицах Вены можно было во множестве видеть плакаты, призывавшие купить велосипедный шлем из позолоченного пластика и тем самым пожертвовать на реконструкцию Кунсткамеры. Впрочем, частные деньги, включая щедрые дары отдельных благотворителей, составили только незначительную часть общего бюджета (€3,5 млн из €18 млн), и официальный перечень спонсоров открывается трогательной формулировкой: "Музей истории искусств благодарит Австрийскую Республику и ее налогоплательщиков".
Конечно, в Европе есть сходные коллекции (некоторые из которых как раз в подражание Кунсткамере Габсбургов и формировались в свое время), но теперешняя экспозиция венской Кунсткамеры, переформатированная по последнему музейному слову, ослепляет императорскими масштабами. Двадцать больших залов, две тысячи предметов от раннего Средневековья до начала XIX века. У каких-то вроде как есть хотя бы условная прикладная функция — кубки и блюда, кабинеты, часы, ларцы, украшения, печати, астрономические и геодезические инструменты,— но все равно у подавляющего большинства главное предназначение совершенно другое: изумлять. И изумлять не только простеца, но и пресыщенного знатока. Это вещи, рассчитанные на неспешное, сладострастно-вдумчивое любование, нарочито сделанные для утехи самых эрудированных, самых амбициозных и самых могущественных коллекционеров своего времени. Когда одна такая вещь говорит о каком-то немыслимом пределе ренессансного или барочного ремесла, ювелирного, механического, скульптурного, камнерезного, ткацкого,— это, если внимательно всматриваться, уже редкое и сильное впечатление; но таких вещей витрины и витрины, залы и залы, и пытаться описывать в жанре рецензии эту грозящую синдромом Стендаля анфиладу — занятие не намного более благодарное, чем рецензировать, скажем, Лувр.
Впрочем, и тут есть своя "Джоконда", близ которой толпа туристов становится особенно плотной. Это "Сальера" (то есть, строго говоря, попросту солонка) работы Бенвенуто Челлини, отлитое из чистого золота внушительное настольное украшение, где прекрасные аллегорические фигуры Моря и Земли охраняют емкости для соли и перца. Хрестоматийный шедевр маньеризма (в 2003 году украденный из музея и найденный только два года спустя) стоит теперь посреди зала, посвященного французскому Ренессансу — ибо у каждого из 20 залов своя тонко разработанная программа. Можно, путешествуя по Кунсткамере, просто воспринимать ее как единственное в своем роде пособие по истории декоративно-прикладного искусства от романики до классицизма. Можно, с подачи кураторов, попытаться разглядеть за отдельными сегментами коллекции колоритные персоны самих собирателей — императора Максимилиана I, удачными браками превратившего Габсбургов во владетелей планетарного масштаба, или непостижимого Рудольфа II, пражского затворника, при дворе которого лучшие художники эпохи трудились бок о бок с магами и алхимиками, или Леопольда I, привившего Австрии вкус к итальянскому высокому барокко. А можно прочесть экспозицию как летопись музейного дела вообще и императорской коллекции в частности, от средневекового "гохрана" через ренессансные кабинеты редкостей к научному увеселению эпохи Просвещения.
Периодически в залах раздаются перезвон, потрескивание, покрякивание и надтреснутая музыка. Это не сами экспонаты оживают — подвергать такому риску выставленные в витринах механические чудеса не положено. Но зато в каждом зале расставлены банкетки, оборудованные планшетами, которые предлагают посетителю в деталях разглядеть самые причудливые из экспонатов и с помощью видеороликов посмотреть, как устроены и как действуют все эти стреляющие из лука и вращающие глазами кентавры, ездящие по столу колесницы и корабли, нагруженные играющими музыкантами, и затейливые часы с музыкой и двигающимися фигурами. Планшеты удобные, ролики великолепно сделаны, и все равно остается ощущение, что современная техника — вещь блеклая и будничная по сравнению с техникой 400-летней давности.