Фестиваль балет
XIII фестиваль балета "Мариинский", несомненно, войдет в историю как самый кровожадный: за 11 дней — 16 трупов, одно сумасшествие, одна инсценировка убийства и одно легкое членовредительство. Заключительный гала-концерт 10 марта выдал невероятную концентрацию насилия и страданий. Садомазокритиком почувствовала себя ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Концерт начался с мук (предродовых): Латона в корчах производила на свет Аполлона. Явившийся Аполлон — солист "Нью-Йорк Сити Балле" Чейз Финли — оправдал свою репутацию одного из лучших современных исполнителей этой партии. Его лучезарный бог стремительно прошел период взросления: от неуверенных младенческих шагов (весьма натуралистичных) — к арбитру изящества. Танцевальный образ его героя обрисован лаконично, акцентируется результат, а не способ его достижения. Прыжок интересен и самодостаточен высотой взлета и зафиксированной в нем позировкой, а не пятиметровым подходом к нему; во вращении ценна устремленная ввысь вертикаль корпуса, а не капитальный замах на пируэт и финальные подпрыжки. Чуть нарочитая бесстрастность и отстраненность исполнения словно возвели невидимый барьер между Финли и мариинскими музами, осаждавшими Аполлона. Во втором же акте в номере "Всегда" в хореографии Марсело Гомеса педантичный американский гость с наслаждением крушил балетный станок, вымещая на нем всю ярость подростка, который потерял лучшие годы своей жизни в танцевальном классе перед зеркалом вместо культпоходов на дискотеку и ночную вечеринку. Право, после первого акта сложно было предположить наличие в Чейзе Финли столь буйного темперамента!
Танцевальным гиньолем фестиваля оказалась премьера миниатюры "Балет 101", сочиненной Эриком Готье для Владимира Шклярова. Код 101 расшифровывается так: в американских вузах дополнение 101 к предмету обозначает начальный, вводный курс. Голос зачитывает номера балетных позиций — танцовщик их исполняет; темп произношения убыстряется, позиции называются вразброс — артист частит пластической скороговоркой. Прибытие к заявленному в названии номеру 101 ознаменовывается взрывом, темнотой. Четвертая смерть Владимира Шклярова на этом фестивале (два раза в "Ромео", один раз в "Юноше и Смерти") была наиболее мучительной, но и эффектной: балетмейстер Готье четвертовал премьера Мариинского театра не хуже паровоза в "Анне Карениной", аккуратно разложив по периметру сцены торс, руки и ноги. После этого инквизиторского финала совсем уж баловством воспринимался дуэт из "Летучей мыши" (постановка Ролана Пети) в исполнении солистов венской Штаатсопер, Ольги Есиной и Владимира Шишова: в финале балерина, игриво клацая ножницами, отрезает партнеру пару черных крыльев, которые болтались у него за спиной на протяжении всего номера. Кроме ножниц и печально упавших крыльев, в этом дуэте запомнились божественной красоты пропорции тела Есиной. Другие номера представленного дивертисмента не впечатлили ввиду полной безмятежности. Екатерина Осмолкина и Вадим Мунтагинов исполнили лучезарное па-де-де из "Спящей красавицы". В страстном аштоновском дуэте из балета "Маргарита и Арман" Андрей Ермаков благоговейно прикасался к Ульяне Лопаткиной, словно восторженный библиофил — к редчайшему манускрипту. В па-де-де на музыку Обера Оксана Скорик и Тимур Аскеров даже не знали, как и чем им заполнить паузы во время перехода от одной комбинации к другой.
Завершали фестиваль "Этюды" Ландера. Олеся Новикова была явно в ударе (двусмысленно как-то звучит), но ей действительно в этот вечер удавалось все — и сильфидная мечтательность романтической части, и блеск торжествующей виртуозности классической половины спектакля; она прихотливо раскручивала спираль шене от вызывающе медленных поворотов до смерчеподобных вращений и горделиво парила где-то очень высоко в прыжках. Под стать ей был дебютант Ким Кимин, исполнивший самую знаменитую вариацию с бешеной энергетикой и темпераментом "Танца с саблями". Покидавшие зрительный зал просветленные поклонники балета грозились устроить руководству труппы те же экзекуции, что завершали номер Владимира Шклярова,— если оно не переведет Олесю Новикову в примы.