Как обычно с Пелевиным, сюжет его нового романа "Generation 'П'", который выпускает в марте издательство "Вагриус", хочется охарактеризовать словом "дикий". Вкладывая в него сугубо положительный смысл и вспоминая поп-культурные иконы вроде "Wild at heart" Линча или новейшей штучки "Wild things". Как полагается мастеру конца девяностых, Пелевин работает со штампами, выкладывая из них очень смешную и очень абсурдную картину. Как полагается большому мастеру, набор штампов у него — собственный, инструмент пригнан точно по руке.
В новом романе присутствует, как всегда, эпическое, если не сказать апокалипсическое, русское пьянство; поедание галлюциногенов ни с того ни с сего, по зову сердца; проникновение при помощи означенных химпрепаратов в потаенные глубины оккультных учений. Есть политики, коммерсанты и бандиты, ведущие меж собой написанные с неподражаемым блеском диалоги. Заехал из "Чапаева" задумчивый бык Вовчик Ницшеанец. Мелькнул даже постоянный фоновый персонаж пелевинских историй, литературный критик Павел Бисинский, которого всем известный прототип, очевидно, уж очень насолил автору. Есть также фирменная пелевинская заумь — густое варево из буддийских примочек и структуралистских заморочек: в новом романе это пространный трактат о масс-медиа, выходящий из-под пера призрака Че Гевары.
Пересказывать сюжет было бы непростительной подлостью по отношению к тем, кто роман еще не читал.
С точки зрения реалистического литературного канона, конечно, никакого героя нет: так, тень автора, то сгущающаяся, то совсем уж бестелесная, сливающаяся с окружающим пространственным фоном. Но что канон? Особенность повествовательной манеры этого автора в том, что протагонист настолько близок по языку, интонациям и реакциям к читателю, что объективация его вовсе не нужна. Несколько меланхоличный, здравомыслящий, ничего особенно не ждущий от жизни, но и ни от чего не отказывающийся Некто, не жлоб и не лох... то есть, конечно, и жлоб, и лох, смотря по ситуации. Словом — человек своего поколения, типичный, как учили на школьных уроках литературы, представитель. Но какой может быть "типичный представитель" текущей реальности? Никакой, нет его.
Язык пелевинских текстов — тоже как бы стертый, безвкусный, "всехний". Что за жуткая фраза: "его лицо расцвело широкой улыбкой"? Однако выразительность достигается другими средствами — не цветистым эпитетом, а точно подобранным масскультурным знаком: "... он хмуро оглядел посапывающую рядом тысячедолларовую проститутку, совершенно неотличимую в полутьме от Клаудии Шиффер..."
В дикарски небрежном привлечении всякого образного мусора, в повседневно-кичевом языке весь кайф. Но этим-то Пелевин и раздражает так ужасно русскую критику, и чем дальше, тем больше: сонный варвар, восьмиклассник в музее... В ранних рассказах еще были какие-то tributes литературной задушевности, вообще отечественной "духовке". В новом романе он исходит из того, что все крыши сдуты и башни сорваны, причем поворотной точкой, по Пелевину, стал знаменитый рекламный клип о двух обезьянах:
"Одна из них пила 'обычную колу' и в результате оказалась способна выполнять некоторые простейшие логические действия с кубиками и палочками. Другая пила 'Пепси-колу'. Весело ухая, она отъезжала в направлении моря на 'джипе' в обнимку с девицами.
Именно этот клип дал понять большому количеству прозябавших в России обезьян, что настала пора пересаживаться в 'джипы' и входить к дочерям человеческим".
На деле, однако, и с "духовкой", и с моралью все в порядке. "Generation 'П'" — произведение сатирическое и насквозь, как передача "Куклы", прошитое злобой дня. Иной раз удивишься силе писательской воли, которая удерживает Пелевина от прямых публицистических бичеваний,— настолько чувствуется, что ему есть что сказать об ухабах и оврагах российского общественного пути.
Несколько месяцев назад Пелевин пообещал: "Мой новый роман реально все накроет и все объяснит". Реально роман объясняет, если воспользоваться формулировкой из него же, "способ существования белковых тел в эпоху четвертой власти". Но эпоху можно назвать тысячью разных способов. То, что недостроенная антенна каких-то сил ПВО похожа на Вавилонскую башню, а Останкинский телецентр, в сущности, тот же халдейский зиккурат,— метафоры столь же остроумные, сколь и произвольные. Все метафоры идут, если выражаться в пелевинском стиле, в одну цену: "Что такое вечность? Это банька. Вечность — это банька с пауками..."
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ