Взять свое рукой дающего

Григорий Ревзин: что получается, когда думаешь частно, а действуешь государственно

Частно-государственное партнерство — это когда думаешь частно, а действуешь государственно

Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ  /  купить фото

Григорий Ревзин

Сейчас уже, в принципе, понятно, как чего делать. Например, если нужно реконструировать какой-нибудь музей, театр, университет или еще что такое, то надо так. Берется инициатор, культурный деятель, заслуженный работник культуры. Иногда сам берется, иногда ему советуют, но так или иначе сначала выступает он. Ищется какой-нибудь форбс, чтобы он это учреждение полюбил. Это можно, потому что форбс по природе добр. Потом вокруг этого форбса должен самозародиться попечительский совет. Это, кстати, такой симптом — если какой-нибудь музей или театр громко объявляет, что у него есть попечительский совет, то жди реконструкции. Попечительский совет должен создать фонд, из этого фонда оплачивается создание волшебной сказки про будущее, а потом с ней идут к государству и его соблазняют. Там в два места надо ходить, форбсу — в администрацию, чтобы ему там сказали, что он хороший мальчик, а культурному деятелю — в министерство, чтобы оно это записало в план своей работы и этим отчиталось.

Обычно сначала форбс ходит в администрацию, где его все знают и привыкли, а потом уже деятель в министерство. Так что в министерстве уже ждут, что придет, и даже ждут не то чтобы с распростертыми объятиями, но и не в штыки принимают. Потому что у них всегда зарождается обида, что с самого начала не поставили в курс дела (ну то есть не взяли в администрацию), но с другой стороны, есть и трезвое понимание, что просто так, без предварительного разговора они бы туда и не сунулись. Себе дороже. Тут как бы борьба обиженной эмоции и опасливого разума, и поскольку в министерствах люди умные, разум чаще побеждает. Но взамен требует пересмотра концепции по своим замечаниям. Форбс опять должен это оплатить, и тут надо бы заплатить какой-нибудь указанной министерством иностранной знаменитости. Потому что в министерстве широта видения, и надо, чтобы все было чики-чики.

Расходы на все это — 3-5 млн долларов, и начальная фаза, считай, пройдена. В конце ее форбс, администрация и министерство вместе показывают это самому главному, и он должен вежливо улыбнуться и кивнуть, что все они — хорошие мальчики. Ну или хоть просто кивнуть, если общее положение таково, что сейчас не до улыбок. Дальше план реконструкции попадает в бюджет, и начинается государственное финансирование. Тут возникает конфликт интересов, потому что бюджетные и частные деньги — это совсем разное дело и тратятся они по-разному. Министерство и администрация начинают поедать форбса, потому что он свои функции выполнил, а рядом ходит. Тут такая проблема, что ведь вовсе просто так миллиардов не соберешь, нужны талант, квалификация и ум, так что у форбса в голове есть стандарт ведения дел и он слишком быстро видит, что происходит какой-то караул.

Порядочный деятель культуры обычно старается не вмешиваться, соблюдая невинность, и скорбно наблюдает, как едят форбса. Но иногда в нем просыпается государственное начало, он начинает кушать дружественного олигарха вместе с государством и даже рвется на первых ролях перекусить горло. В этом случае заслуженного работника культуры начинают сокращенно называть засракулем и наблюдать за его действиями интересно и поучительно. Каждый, кто наблюдал истории проектов Пушкинского музея, Сколковской бизнес-школы, реконструкции Большого и Мариинского театров и т.д., может теперь легко самостоятельно отличить заслуженного работника культуры от засракуля.

Таперича, когда мы форбса-надоедалу сплавили, начинается следующая фаза. Процесс бодро идет по государственной дороге, финансирование ритмично движется до поворота, где поджидает Счетная палата, а дальше начинает буксовать. Сама по себе палата не страшная, но за ней идут дальнейшие неприятности, и рано или поздно все уходит в песок. В принципе, после этого можно начинать по-новой, выждав приличное время в знак траура по погибшей сказке. Траур длится, пока не меняется кто-нибудь из контрагентов — засракуль, министерство, администрация или, не дай бог, первое лицо.

Надо еще отметить, что в музеях и театрах много засракулей, а в других отраслях сложнее. К тому же если вам нужно какое-нибудь спортивное сооружение, стадион, трамплин или бобслейная трасса, то есть опасность, что первое лицо само заинтересуется результатом, а это вам не Счетная палата. Так что для этих случаев принято до времени первоеда-форбса делать ответственным персонажем, превращая его в засраса (спорт), засрана (наука) или засрао (образование). То есть назначая вице-президентом какой-нибудь спортивной федерации, научного или образовательного органа, чтобы первое лицо могло самостоятельно вцепиться ему в горло на глазах у изумленных телезрителей. Это еще и потому удобно, что если возникает вопрос, куда же все деньги делись, то общественности интуитивно понятно, что как раз форбс, который все это финансировал, их, наверное, и стибрил, потому что форбс по природе добр, но любит деньги. С другой стороны, если ты засран или засрао, то в роли первого лица у нас обычно выступает второе лицо, так что процесс идет дольше, масштаб меньше, а последствия вовсе невнятные.

Важно, однако, что никакого другого способа что-нибудь сделать у нас сейчас не просматривается. Ну то есть никак по-другому. Неважно, что реформировать — транспорт, Москву, ядерную физику или детский летний лагерь. У меня во дворе тут детская площадка оставляет желать лучшего, я тоже думаю подыскать форбса для сочинения концепции.

Это потому происходит, что прежде чем что-то делать, надо как-то придумать, что будешь делать,— таков досадный закон природы. А придумать за бюджетные деньги нельзя, потому что там у них тендеры, проверки и инструкции. Разобраться в них они сами не могут. У них, чтобы выделить деньги, нужно обоснование, то есть концепция. А как написать обоснование для выделения денег на написание обоснования для дальнейшего выделения денег? Отсюда концепцию будущих действий себя самого в области культуры, науки, образования или спорта государство не может профинансировать в принципе. И потом, как писал Михаил Булгаков, "представляю себе твою жену, Фока, пытающуюся соорудить в кастрюльке в общей кухне дома порционные судачки а натюрель!" Представьте себе зарубежную знаменитость, сочиняющую концепцию реконструкции наиглавнейшего нашего театра/музея/парка путем участия в тендере по 94-ФЗ — это что? А договариваться с ними, ездить туда, где водятся знаменитости, бывать, знаете ли, на приемах? "Купите мне один билет до Монте-Карло" по типовой схеме тендера на оказание услуг государству — это же прямиком в лапы к Навальному. Так что любая такая история обязательно принимает форму частно-государственного партнерства, в рамках которого частное лицо оплачивает государству мечту о нем самом, а потом отправляется восвояси. Это теперь прямо-таки стандарт — думай частно, действуй государственно.

Тут вопрос заключается в том, отчего же форбс по природе добр. Вот вроде бы вор и мироед, а поди ж ты! Все-таки, согласитесь, здорово же их всех построили, что они только и думают, где достать десяток яиц Фаберже в дар родной стране, а если свободных яиц на рынке не осталось, то как-нибудь еще порадеть общественному благу. Причем я так подозреваю, что схема эта, в принципе, заимствована у американцев. Там ведь куда ни пойдешь, везде или Карнеги-холл, или Рокфеллер-центр, а Карнеги с Рокфеллером как раз форбсы и есть. И любой кампус любого университета состоит из зданий, на которых прямо написано, что вот эта аудитория построена на средства такого-то, а эта — другого, и они прямо соревнуются в том, кто больше денег выбросил на процветание национального университета, музея или театра.

Но, конечно, как-то это все же не так у нас делается, как у них, а лучше. Разница в мотивациях. Я вот как-то давно читал детектив Рекса Стаута и совершенно его не понял. Там была такая история, что жена притворилась, что у нее украли мужа и требуют выкуп, и этот выкуп — страшные миллионы — выплатила, а на самом деле она сама мужа же и украла, причем по сговору с ним. И выкуп выплатила сама себе, а на самом деле ему же. Ну то есть совершенно идиотский сюжет, американцы, известное дело — это диагноз. И только через много лет я понял, что дело происходит после войны, и в этот момент у них налог на прибыль для большого бизнеса составлял 92 процента, так что было за что сражаться. А сейчас он 42 процента, тоже есть за что сражаться. А то, что ты потратил на благотворительность, у них из налога вычитается. И именно поэтому они как подорванные бегают по Америке и ищут, где бы проявить свою доброту.

У нас это все гораздо умнее придумано. Потому что мы что сообразили? Что форбсы — штучный товар и вовсе не надо по их поводу принимать специальный закон о том, чтобы забирать у них 92 процента прибыли, потому что это отрицательно влияет на инвестиционный климат в стране. А надо с каждым из них поговорить, и они сами все поймут. К тому же не надо, чтобы они сами искали, чего бы хорошего им сделать, а можно просто сказать, что делать, и они тоже поймут. Иначе могут случиться какие-то накладки, потому что форбс ведь ситуацию не чувствует, может по неразумию начать финансировать какое-нибудь интернет-предприятие с невосторженным образом мыслей. Законодательно трудно ему посоветовать этого не делать, иное дело — в частной беседе. Наконец, при нашем способе решения проблемы нет никакой опасности, что кто-нибудь, прочитав на новом стадионе надпись, что он построен на средства такого-то форбса, проникнется к нему симпатией. Наоборот, что бы он ни делал, всегда будет известно, что он куркуль и мироед. Сам финансировал — значит сам у себя же деньги и спер.

Недоработка только пока получилась, что как-то они без энтузиазма участвуют. Там, у пиндосов, они все время доводят дело до счастливого завершения. Не знаю, может, надписи на зданиях так на них влияют. Получается, что вот эта любовь к добру, которая в душе располагается, у них оказывается как бы взаимной, а у нас, если какой-нибудь форбс полюбил музей, то это безответно. Вернее даже, с изменой, которую он ощущает, когда его кушают, и от этого получается неловкость. Ничего не получается довести до конца, потому что нет человека, который ответственно любил бы то, что он задумал,— засракули, конечно, любят, но их чувства не подкреплены менеджерским опытом и капиталом, так что это чувство незаметное, как у комара к слонихе. А люди из администрации и министерства вынуждены любить так много проектов сразу, что их физически не хватает.

И ведь ничего не получается. Ну какой государственный проект ни возьми — от острова Русский до Мариинского театра, от Перми до Калининграда — везде выходит обидное недоразумение в смысле того, что получилось. В особенности по сравнению с тем, что задумалось.

Так что мы, конечно, не американцы, но есть куда расти. Главное, видимо, это как-то устроить, чтобы администрация, министерство и засракули не съедали благодетеля раньше времени. Хотя пока не очень просматривается схема, как бы это сделать. Возможно, имело бы смысл принять закон о том, что на время, пока объект создается, форбс имеет право платить взятки представителям государства, чтобы они разрешили ему давать его деньги на благотворительность вплоть до окончания благотворительного проекта.

Еще я думаю, тут недоработка со стороны РПЦ МП. Она должна шире пропагандировать жертвенную любовь к государственному благу со стороны форбсов. В том смысле, что если у тебя взяли из левого кармана и наплевали в физиономию, то ты скорее подставляй правый, а не то хуже будет. Можно также принять закон о ночных видеопроекциях на учреждения культуры, спорта, науки и образования в том смысле, чтобы указывать имя того, кто дал на них средства. Ночью, когда никто не видит, а он мог бы показать друзьям и знакомым по пропускам. Небольшие видеопроекции. В порядке эксперимента. Ну, извините, если нельзя, то не надо.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...