Российский теннисист Андрей Чесноков принадлежит к поколению "до Кафельникова". Когда-то именно он практически в одиночку поддерживал репутацию российского тенниса на международной арене. В его активе несколько выигранных турниров, а в 1995 году Андрей совершил подвиг, который теннисный мир не забудет никогда: в "Олимпийском", в решающем матче полуфинала Кубка Дэвиса Россия--Германия он отыграл у Штиха 8 матч-пойнтов, и Россия победила!
А после этого Чесноков пропал. Глупые травмы следовали одна за другой, и сейчас 400-я ракетка мира практически не выступает на турнирах. Санкт-петербургский стал исключением — организаторы предоставили ему wild card. Однако первый матч стал для теннисиста и последним — АНДРЕЙ ЧЕСНОКОВ проиграл немцу Йенсу Книпшильду, но, похоже, совсем не расстроился. Вот что он рассказал корреспонденту "Коммерсанта" БОРИСУ Ъ-ХОДОРОВСКОМУ.
— В теннисе часто бывает: сегодня ты уступаешь 1:6, 3:6, а на следующей неделе обыгрываешь этого же соперника с таким же счетом. К тому же после травмы руки я начал серьезно тренироваться лишь 8 января. К игре на грунте я готов, но на "быстрые" покрытия выходить пока рановато.
— Чем вы объясняете череду травм, которые преследуют вас в последнее время?
— Тот турнир в Филадельфии, на котором я сломал ногу, вспоминается как страшный сон. Теннисным функционерам совершенно наплевать на судьбу игроков. Зато когда игрок выдвигает какие-то требования к чиновникам ATP Tour, ему готовы отвернуть голову. Организаторы американского турнира не предоставили возможности как следует адаптироваться к весьма своеобразному покрытию, которое уложили во Дворце спорта буквально за несколько часов до начала турнира. Еще накануне там играла хоккейная команда "Филадельфия флайерс", а по правилам ATP игровой корт должен быть готов за три дня до старта соревнований. И покрытия на игровом и тренировочном корте должны быть идентичны. Ничего этого в Филадельфии не было и в помине, что и привело к травме.
— Говорят, вы подали на организаторов в суд?
— У меня таких мыслей не было, но один местный адвокат посоветовал это сделать. Он уверяет, что есть все шансы выиграть дело в суде. Однако машина американского правосудия работает медленно, тяжба может длиться годы. Пока мой адвокат собирает данные, чтобы обратиться с судебным иском.
— А травма руки, из-за которой вы не играли последние месяцы?
— Это ерунда. Во время пребывания в клинике, где мою ногу разрезали, как в анатомическом атласе, я научился философски относиться к болячкам. Однажды мне довелось побывать в Московском ожоговом центре. В порядке благотворительной помощи привез туда перфораторы кожи. И, придя в больницу, попросился взглянуть на пациентов. Меня поводили по палатам. После увиденного там все мои травмы кажутся мелочью. Руки-ноги целы, могу заниматься любимым делом. Что еще надо?
— Правда ли, что после травмы ваше материальное положение заметно ухудшилось и вы вынуждены были сменить свою парижскую квартиру на более скромную?
— Слухи о моей бедности несколько преувеличены. Я действительно сменил квартиру, но если раньше у меня были апартаменты площадью 70 кв. м, то сейчас — 150.
— Мыслей закончить карьеру во время пребывания на больничной койке не было?
— Какое-то время хотел закончить. Но когда получил травму, посидел на заднице — по-другому и сказать не могу — и понял, какой прекрасной жизнью я жил. Как все-таки здорово ездить по миру, встречаться с людьми, выплескивать эмоции на корте. И того накала борьбы, без которого немыслим теннис, мне не хватало. Просто с ума сходил без этого. А травма руки по сравнению с этим ерунда. Я мог поддерживать физические кондиции и боевой вес. За время пребывания на койке я набрал 13 лишних килограммов, обзавелся румяными щечками и солидным животиком.
— Сразу после возвращения в большой теннис вы смотрелись очень неплохо. Что помешало развить успехи?
— Действительно, уже на втором турнире после возвращения, в Праге, я дошел до четвертьфинала. Перед этим классно поработал, да и вкус к теннису никогда не пропадал. И именно в столице Чехии начались проблемы с рукой. Возможно, из-за того, что я стал пользоваться новой ракеткой, которая несколько длиннее обычной. От нее мяч отскакивал потрясающе, и я решил попробовать. Увы, руки отреагировали на новый инвентарь не лучшим образом.
— В Париже вы стараетесь держаться в российской компании?
— Мы с женой Аллой всегда охотно принимаем гостей, в том числе и соотечественников. Но нормальных русских людей в Париже все меньше. Преобладают какие-то жулики.
— В столице Франции вы собираетесь обосноваться и после окончания теннисной карьеры?
— Я не могу сказать, что сейчас постоянно живу в Париже. Где-то полгода провожу в России и в разъездах. Не хочу быть французом, никогда не буду просить паспорт гражданина этой страны, не хочу быть американцем — я хочу быть русским. Мне нравится бывать в Париже, но то же самое я могу сказать о Риме, Нью-Йорке и десятках других городов.
— А есть ли город, в который вы бы не хотели возвращаться?
— Есть, и называется он Брест. Меня там чуть не убили. Дернул меня черт летом 1993-го поехать из Москвы в Голландию на машине вместе со своим французским другом. Брестская таможня заслуживает отдельного описания. Как мы ее проскочили, до сих пор не могу понять. Очередь, в которую нас сначала поставили, грозила растянуться на неделю, а до начала соревнований оставалось всего пять дней. Какие-то типы подошли к нашей машине и изъявили желание на ней прокатиться. Как откупились от них, до сих пор не понимаю. А пограничников и таможенников можно сравнить только с гестаповцами. Периодически я подкалываю своего французского приятеля, говоря, что в Бресте пройдет турнир ATP Tour и мне прислали приглашение. Он в ужасе хватается за голову.
— Вы в свое время были заядлым филателистом. Это увлечение осталось?
— Я по-прежнему собираю марки, только немного изменил темы. Раньше в моей коллекции были представлены олимпийская тематика, шахматы, теннис. Сейчас часть коллекции продал. Когда стал лучше разбираться в филателии, то понял, что многие проданные мне "уникальные" экземпляры на самом деле фальшивые или отреставрированные. Разочаровался и во многих коллекционерах. Просто удивляюсь, как они могут при встречах со мной улыбаться и смотреть в глаза. Мне совесть не позволяет делать подобное. А в мире филателистов это, оказывается, общепринятая практика.
— А вообще в жизни вам приходилось обманывать?
— По крупному — никогда. По мелочам случалось, но никогда при этом не преследовал корыстных целей. Если найду кошелек, то обязательно верну его владельцу.
— Какие цели ставите на нынешний сезон?
— Это теннисисты, входящие в сотню, могут что-то планировать, а когда стоишь в компьютере 400-м, загадывать трудно. Мне бы не хотелось играть в сателлитах, а с нынешним рейтингом даже там приходится начинать с классификации. Буду надеяться, что организаторы турниров хоть изредка будут вспоминать обо мне и присылать персональные приглашения.