В конце прошлой недели объявил о своем рождении новый московский театр — "Класс экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова. На самом деле все не так: "Класс" родился девять лет назад под крышей "Школы драматического искусства" Анатолия Васильева. Официально же его как бы не существует: у "Класса" нет ни денег, ни документов, ни даже юридического лица. Зато есть сложившаяся труппа и уникальный репертуар, пополнившийся новым названием — премьерой спектакля "Кровать" театр открыл новую страницу своей биографии.
"Класс" в "Школе"
В 1990-м московский театральный гуру Анатолий Васильев поручил своему давнему соратнику Геннадию Абрамову (известному как автор пластических партитур всех прогремевших спектаклей Васильева) создать пластический класс при "Школе драматического искусства" для совместных театральных экспериментов.
Вербовали людей "с улицы" — портных, дворников, филологов, геодезистов. Затесалось по ошибке несколько студентов театральных вузов — думали, проверяются к Васильеву. Через два года странные питомцы Абрамова начали показывать свои работы. Принципиально бесплатно, для приглашенных — в подвал на улице Воровского проникали как на конспиративную явку. И в Москве начался "абрамовский бум".
Стало ясно, что Абрамов-алхимик вывел в своей лаборатории невиданных гомункулов. Его студенты были абсолютно свободны как от традиций русского балетного театра, так и от всевозможных методик западного модерна. Использовалось все: акробатика, пантомима, степ, первоэлементы пластики, законы физиологии,— и рождался неповторимый пластический язык. Невозможную в хореографии импровизацию лидер неофитов возвел в принцип, сделав свой "Класс" скопищем балетмейстеров. Критики воспели новое явление.
Васильев "абрамовцев" так и не использовал, они же под крылом "Школы" обретали все большую известность: гастролировали, гремели на фестивалях, заводили контакты с Западом. Сосуществование фактически двух коллективов под крышей одной "Школы" прекратилось к исходу 98-го: Абрамов, готовя премьеру "Кровати" в своем "Классе", прогулял обязательные занятия в "Школе". Премьеру отменили, "Класс" из "Школы" выгнали.
"Класс" в "Кровати"
Десять младших "абрамовцев", обучающихся всего второй год и на публику еще не вылезавших, пригрел в "Эрмитаже" Михаил Левитин, а девять старших приютила Светлана Врагова в своем театре "Модерн". Там и состоялась премьера "Кровати" — первого спектакля самостоятельного "Класса".
"Кровать", изготовленная тремя ее участниками (Евгенией Козловой, Ольгой Голубевой и Дмитрием Неживовым), родилась по необходимости: шесть студийцев на несколько месяцев увезла в Берлин хореограф Саша Вальц для участия в совместной постановке. Оставшаяся без работы тройка импровизаторов стала размышлять о кровати. И, оттолкнувшись от мопассановского реализма ("Кровать — наша жизнь: на ней рождаются, любят и умирают"), пришла к чисто театральному выводу, что кровать — идеальное место для игры.
Внятного сюжета в спектакле нет, равно как и любых прикроватных ассоциаций, нет хореографии и нет выписанных ролей. Но сама кровать (двухъярусные железные нары) на сцене имеется. Трансформации с ней происходят необыкновенные: она бывает палисадником и клетушкой-комнатой, давильным прессом и островком спасения. Трио актеров-мимов, разбирая кровать на части и приспосабливая их для жизни самым затейливым образом, отгораживают себе место в этом маленьком, но вполне враждебном мире.
Троица презабавная: крепкий мужичок в кепке, галифе и сапогах, замученный тайными комплексами; тонкая неврастеничка в рваной лисе и с паникой в глазах; решительная девица в бабушкиной шляпке и с испуганным вызовом на физиономии. Взаимоотношения их запутанны и переменчивы, мизансцены изобретательны и неожиданны. В результате восемьдесят минут вы с нарастающим напряжением глазеете, как люди "просто" ходят, садятся, ложатся, раздеваются и одеваются вновь. И это, оказывается, не только смешно, но и страшновато.
Спектакль напрочь лишен спекулятивности, к тому же, пожалуй, самый цельный среди девяти предыдущих работ труппы — явный признак ее взросления. Опасения, что "Класс" так и останется студенческой лабораторией, понемногу развеиваются. Теперь главное — не загубить единственный в Москве современный пластический театр бюрократическими препонами и хронической нищетой.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА