Мартинсон за свою долгую жизнь (он прожил чуть больше 85 лет и последний раз появился на экране в фильме Николая Губенко "И жизнь, и слезы, и любовь" — на фото) сыграл сравнительно немного. Он принадлежал к той знаменитой актерской плеяде, которая вышла из "мейерхольдовской" шинели (Мартинсон отличился прежде всего Хлестаковым в хрестоматийном "Ревизоре" Театра имени Мейерхольда) и которой великий режиссер навсегда привил вкус к эксцентрике и гротеску. Школа, воспитавшая Мартинсона, ценила остроту и сценический парадокс несравненно выше скучноватого бытового правдоподобия. Но мейерхольдовская традиция всегда была для советских театра и кино теневой и подозрительной, а позже и вовсе политически неблагонадежной. Виражи и "кренделя", которые выделывали не только тела, но сама актерская психология мейерхольдовцев, официальным искусством не приветствовались. Эксцентрику в лучшем случае удавалось загримировать под обычную характерность. Поэтому Сергею Мартинсону часто поручали "отрицательные" сатирические роли, вроде карикатурного Гитлера или Вилли Поммера из "Подвига разведчика", которых он играл с блеском и азартом. Но парадоксальность была не только художественным мировоззрением учеников Мейерхольда, но и свойством актерской механики, по-своему универсальным методом, позволявшим актеру сделать роль какого-нибудь Дуремара или волшебника из "Сказки о потерянном времени" одними из самых важных и запоминающихся в биографии. Лишь однажды "мхатовская" сборная и сборная эксцентриков сошлась в очном споре — знаменитом фильме "Свадьба". Последние выиграли вчистую, и во многом благодаря Сергею Мартинсону.
Мартинсон за свою долгую жизнь (он прожил чуть больше 85 лет и последний раз появился на экране в фильме Николая Губенко "И жизнь, и слезы, и любовь" — на фото) сыграл сравнительно немного. Он принадлежал к той знаменитой актерской плеяде, которая вышла из "мейерхольдовской" шинели (Мартинсон отличился прежде всего Хлестаковым в хрестоматийном "Ревизоре" Театра имени Мейерхольда) и которой великий режиссер навсегда привил вкус к эксцентрике и гротеску. Школа, воспитавшая Мартинсона, ценила остроту и сценический парадокс несравненно выше скучноватого бытового правдоподобия. Но мейерхольдовская традиция всегда была для советских театра и кино теневой и подозрительной, а позже и вовсе политически неблагонадежной. Виражи и "кренделя", которые выделывали не только тела, но сама актерская психология мейерхольдовцев, официальным искусством не приветствовались. Эксцентрику в лучшем случае удавалось загримировать под обычную характерность. Поэтому Сергею Мартинсону часто поручали "отрицательные" сатирические роли, вроде карикатурного Гитлера или Вилли Поммера из "Подвига разведчика", которых он играл с блеском и азартом. Но парадоксальность была не только художественным мировоззрением учеников Мейерхольда, но и свойством актерской механики, по-своему универсальным методом, позволявшим актеру сделать роль какого-нибудь Дуремара или волшебника из "Сказки о потерянном времени" одними из самых важных и запоминающихся в биографии. Лишь однажды "мхатовская" сборная и сборная эксцентриков сошлась в очном споре — знаменитом фильме "Свадьба". Последние выиграли вчистую, и во многом благодаря Сергею Мартинсону.