Московская премьера комедии Аллы Суриковой "Хочу в тюрьму" в ЦДК вызвала огромный наплыв зрителей, который пришлось упорядочивать с помощью милиции. Такое случалось только на фильмах Рязанова или Данелии: Сурикова, которую постоянно ругают за избитость анекдотов, продолжает оставаться одним из самых любимых народных режиссеров.
Иногда произведения маскульта говорят то, что не умеет высказать "высокое" искусство. Делают они это чисто случайно, в силу счастливого совпадения с конъюнктурой. Автор в этих прозрениях обычно не виноват — бывает, что и слепой попадает в яблочко. Это и произошло с последним фильмом Суриковой.
"Хочу в тюрьму" напоминает "Московские каникулы" — единственную ленту Суриковой, которую можно было досмотреть до конца и даже пару раз поймать себя на улыбке. Тема заграничной жизни вообще интимно близка нашему кинематографу. Почувствовав это, Сурикова сделала фильм, подробно и с юмором рассказавший о судьбе советского кино.
"Хочу в тюрьму" — новая, оптимистичная версия "Левши". Герой ее, чудо-мастер Лямкин (Владимир Ильин), отправляется в Голландию. Никакого добра он у басурманов не наживает, однако и не спивается. Возвращается, живой и здоровый, к жене и детям и переживает хэппи-энд с новогодней елкой и шампанским. (Фильм, должно быть, запоздал к выходу в прокат: финальный праздник явно должен был совпасть с реальным.)
Комики обычно изживают комплексы общества. Сурикова изживает комплексы профессиональные. Она принадлежит к поколению, страстно мечтавшему снимать свое кино на Западе, столоваться в дешевых ресторанчиках, заколачивать заветные "зеленые". По сюжету, Лямкину нужно попасть в голландскую тюрьму, известную мягкостью своих нравов, чтобы отсидеться от одного крайне неприятного уголовного дельца, в которое он по простодушию вляпался на родине. Но на самом деле вся заграница для русского человека, как для Гамлета, тюрьма — там живут по странным правилам и неукоснительно их соблюдают. Западное кино для отечественного творца — зона особого режима: только в комедии она смотрится веселой и неопасной. Лямкин рвется за решетку, как наш киношник — в жанровое кино. Он справляется с тамошними правилами не лучше, чем режиссер — с правилами жанра. И вывозит из заграничного вояжа не больше, чем рядовой член съемочной группы,— плащ для жены, "Лего" для детей, да и те отберут рэкетиры.
Понятно, что вся эта история была сделана на Владимира Ильина. Она, собственно, сконструирована из деталей его имиджа, из свойств его актерской физиологии. Лямкинское любопытство, азарт, детская жадность до всего, что можно съесть или потрогать руками, держат конструкцию этой ленты и оправдывают самые непродуманные сюжетные повороты. Конечно, Ильин сыграл у Суриковой далеко не лучшую свою роль. Однако он сейчас в таком расцвете, что достаточно одного его крупного плана, чтобы мы легко узнали в нем все свои беды, надежды и комплексы. Именно его фактура определила скромный, но приличный успех "Хочу в тюрьму".
Все перипетии сюжета прочувствованы Суриковой не отвлеченно, как беды и радости "маленького человека", а как свои, сугубо личные, профессиональные. Нежданно-негаданно у нее получилась метафора российского кинематографа. Он на самом деле точно такой же, как Лямкин. Нищий, но гордый. Жадный до заграницы и никак не умеющий в нее вписаться. Безголовый, но рукастый. Все его, вроде бы, любят, но денег никто не дает. Из чудовищных подсобных материалов, при полном отсутствии бюджета мастерит он свои "шедевры". "Запорожец" Лямкина — желтый монстр, легко перегоняющий "мерс", сбивающий с дороги джип и передвигающийся по воде, как Иисус Христос,— это точный, один к одному образ суриковского кино.
ВИКТОРИЯ Ъ-НИКИФОРОВА