В последние месяцы наши денежные власти напоминают короля из "Маленького принца". Его приказания, как известно, всегда исполнялись, но лишь потому, что являлись констатацией фактов. Вот и ЦБ распорядился в отношении системообразующих банков: всем пока жить. Как водится, вплоть до особого распоряжения — до утверждения списков выживающих банков, программ их реструктуризации и санации и пр. Но пока ЦБ не отозвал у банка лицензию, тот ведь и так считается живым.
Между тем из-за долгих раздумий ЦБ банки попали в довольно сложное положение. Они, в принципе, ничего не имеют против: жить — так жить. Одна проблема: к моменту появления распоряжения многие из них уже были самым натуральным образом мертвы. Но выход (и притом изящный) был найден. То, что до сих пор считалось смертью банка, стало считаться возрождением. Это, кстати, вполне в духе российских традиций: если смерть документально не оформлена, человек считается пропавшим без вести. Банки тоже в каком-то смысле пропали без вести — если, скажем, обратить внимание на степень сохранности их активов. Так что мертвые души налицо. И не какие-нибудь, а, как и положено, передвигающиеся и нередко весьма внятно разговаривающие.
Да и "пейзаж" вполне гоголевский. Банк не выполняет обязательств перед вкладчиками, но покупает филиальную сеть у другого банка (тоже не особо обременяющего себя выплатами по вкладам). Он же с песнями и плясками открывает новое здание регионального подразделения, и это никого не удивляет — даже наблюдающих за торжествами вкладчиков. Другое кредитное учреждение, как водится, не расплатившись со своими вкладчиками, открывает новые виды счетов, на которые вкладчики — как старые, так и новые — зачем-то снова кладут деньги. Третье просто платит лишь тем, кому считает нужным. Банки, до сих пор считающиеся крупными операторами рынка пластиковых карточек, ограничивают выдачу средств суммами, на которые прилично пообедать — и то проблема. Впрочем, и это сегодня уже неплохо, ведь иные и вовсе ничего не платят.
Банки продолжают участвовать в разнообразных тендерах. К ним переводятся бюджетные счета и средства госорганизаций, они рассматриваются как возможные агенты правительственных программ. Одновременно на заседании правительства с искренним удивлением вдруг замечают, что в банках зависают бюджетные средства. Абсурд? Нет, наша обычная, нормальная жизнь.
Еще несколько лет назад обанкротившиеся банкиры хотя бы стеснялись. Сейчас это не принято. Да оно и понятно: любой банкрот может сказать государству: "Само такое". Мы "возвращаемся к корням": в свое время в России банкротство было одним из надежнейших способов обогащения. Займет человек денег, посидит в долговой яме — и смотришь, выходит солидным и состоятельным человеком.
Неясно лишь, какой смысл такую ситуацию поддерживать. Затраты, на которые пошло государство, чтобы банки не почувствовали себя обиженными, сегодня исчисляются десятками миллиардов рублей. И это уже никакая не реструктуризация банковской системы, и даже не реанимация,— это ее эксгумация.
И с каждым месяцем все менее понятно, зачем, собственно, она проводится. Сначала говорили о необходимости восстановить платежную систему. Как будто без десяти-двадцати крупнейших инвалидов это невозможно — сейчас-то платежи проходят и без них. Более того, проходят во многом потому, что теперь "живых трупов" многие знают и стараются дела с ними не иметь.
Потом заговорили о непомерной социальной цене, которую придется заплатить за расставание с этими банками. Очевидно, предполагалось, что в случае проведения честного банкротства и реализации активов банков вырученных денег не хватит на погашение его долгов (вероятно, банкиры, столь успешно распорядившиеся чужими деньгами, и в самом деле заслуживают поощрения). Может, лучше просто доплатить клиентам разницу? Будет, по крайней мере, дешевле. Ведь продолжая поддерживать банки, утратившие деловую репутацию, государство вынуждено будет постепенно оплатить основную часть требований клиентов.
А на это нет денег — идея поднять десять--двадцать системообразующих банков изначально была утопичной. В самом деле, как такое может удаться стране, не сумевшей расплатиться по внутреннему долгу и стоящей на грани дефолта по внешнему? Если нет денег на расплату по собственным долгам, то откуда, спрашивается, возьмутся средства на выплату долгов банков?
Кое-что, конечно, найти удастся. Если, например, государство поведет себя как отечественные банки: платить долги станет только тому, кому хочется. Впрочем, и в этом случае денег потребуется немало. Здесь уместно вспомнить историю с Credit Lyonnais. За последние пять лет французское государство истратило несколько миллиардов долларов на санацию этого банка, но так и не смогло решить его проблем. Сейчас банк собираются приватизировать — французская казна не может позволить себе такие затраты. А российской казне, видимо, все нипочем. Хотя, конечно, как говорил Марк Твен, "богатому можно иметь любые принципы". Видимо, Россия по-прежнему считает себя богатой.
Тот же Марк Твен, кстати, дал хороший совет тем, кто собирается реструктуризировать банки. "Когда вас обуревает желание немедленно пожертвовать деньги на благотворительное дело, не спешите: сосчитайте до сорока — вы сохраните половину денег; сосчитайте до шестидесяти — вы сохраните три четверти; сосчитайте до шестидесяти пяти — и вы сохраните все".
МЫСЛЬ: Реанимация системообразующих банков плавно перерастает в их эксгумацию
ГЛЕБ Ъ-БАРАНОВ