История русского искусства ХХ века показана
Премьера новой экспозиции русского искусства ХХ века в Третьяковской галерее на Крымском валу, которая прошла в среду, была из разряда эпохальных. Не потому, что представленное в экспозиции искусство имеет статус вечного (кое-какое имеет, а кое-какое и нет); но потому, что эта экспозиция теперь уже навсегда (к картинам подведена специальная сигнализация по их размерам). Даже если вы сами и не имеете привычки ходить на досуге в Третьяковку, не обольщайтесь: туда поведут ваших детей.
Пока была закрыта старая Третьяковка, долго стенали, что нашей молодежи негде изучать отечественное искусство. Но то отечественное искусство можно было изучать хотя бы по книгам. Что касается отечественного искусства ХХ века, то что о нем думать, нормальный современный студент и школьник вообще не знает. Кто в нем все-таки главный? По-прежнему Кукрыниксы, как думает бабушка? Или Сарьян с Петровым-Водкиным, как думает папа-шестидесятник? Или Малевич, как учит газета "Коммерсантъ"? Или вообще Илья Глазунов, как думает протестный художественный электорат? Местом, где такие вещи выясняются, является музей. Музея до сих пор не было. Но со вчерашнего дня у нас есть образцовая экспозиция отечественного искусства ХХ века — пусть даже пока только первой его половины.
Директор ГМИИ им. А. С. Пушкина Ирина Антонова сказала в своей вернисажной речи, что теперь здание на Крымском валу стало нашим Музеем современного искусства, как Центр Помпиду или нью-йоркский МОМА. Тем самым она уступила Третьяковке (чуть ли не с облегчением) свою собственную территорию. Ведь Центр Помпиду или МОМА — музеи мирового модернизма (искусства ХХ века), Третьяковка же показала экспозицию искусства национального. Разница в материале огромная: в нашем искусстве ХХ века есть небольшой кусочек раннего модернизма, потом авангард 1915-1920-х годов, а потом... потом на долгие годы — искусство СССР, которое рассматривалось как спасительная альтернатива модернизму, а модернизмом, в свою очередь, рассматривалось как куча ужасающе плохой живописи и скульптуры. В общем, мало у нас такого искусства от отечественного производителя, чтобы было оно вполне конвертируемым.
Варианты действий в таких тяжелых условиях имеются следующие. Во-первых, показать только конвертируемое искусство (в той или иной степени авангард), а все остальное забыть как кошмарный сон. Решение примитивное и несправедливое, хотя оно и применяется на выставках, которые идут на экспорт. Во-вторых, соединить искусство конвертируемое и не слишком по принципу "было одно, но было и другое". Именно этот вариант, свидетельствующий об интеллектуальной беспомощности, и осуществлен сейчас в Третьяковке. В-третьих, разделить всю огромную массу неконвертируемого искусства на мусор и на недооцененные перлы, в которых западный взгляд не узнает радикальных произведений просто в силу косности этого взгляда. Это было бы, конечно, самым правильным решением — и по сути, и стратегически. В данном случае возможность эта упущена: работы, которые могли бы стать сенсацией именно в этом смысле слова, либо не выделены, либо так и остались в запасниках.
Новая третьяковская экспозиция авторская — ее сделали Ян Брук и Татьяна Ермакова, оба люди известные, но в основном в стенах галереи. Их концепция встретила довольно сильный отпор как в самом музее, так и в научной общественности. Главных камней преткновения было два: с какого года начинать экспозицию на Крымском валу и строить ее монографически (по художникам) или исторически. "Советское искусство" начиналось с 1917 года, но с какого года начинается ХХ век (ясно, что 1900-й — слишком рано) — с 1907, с 1912, с 1914-го? Тут есть определенная эстетическая проблема, но для авторов экспозиции, судя по всему, было прежде всего важно, чтобы здание на Крымской воспринималось не как отдельный музей (музей авангарда или модернизма) и не как филиал даже, а как продолжение экспозиции Третьяковки. В галерее все еще немного боятся, что это здание могут отобрать под новый Музей современного искусства какие-нибудь люди, которые в этом окажутся более компетентными. Поэтому задача была — сделать экспозицию как можно более традиционной, прочитать ХХ век по законам века XIX.
Это вполне удалось. Встречает вас не авангардист, а Петров-Водкин, программный консерватор. Его раннее "Купание красного коня", отсылающее к иконе, висит при входе слева, а при входе справа — огромное "Новоселье" 1937 года, его странноватая попытка стать соцреалистом. Авангард в этом контексте вообще растворяется куда-то — Малевич в проходном зале, "Черный квадрат" многими зрителями вообще не будет замечен, в длинном зале абстракции непосвященному трудно будет понять, кто здесь гений, а кто так. История искусства полностью убита. В чем разница между Ларионовым и Пиросмани, ранним и поздним Фальком, что было раньше, а что позже, что вытекает из чего — всего этого понять невозможно. Зато обильно представлен скучный, позорный соцреализм 1940-1950-х годов — "Опять двойка" и "Прибыл на каникулы". Завершается анфилада залов большой витриной, полной фарфоровых голубей. Такая экспозиция рассчитана на зрителя, у которого полностью атрофирован интеллектуальный нерв.
От художественного цеха на нынешнем вернисаже — и это было в духе события — выступил карикатурист Борис Ефимов, последний из столпов сталинского искусства. Хочется надеяться, что это была импровизация директора галереи Валентина Родионова, перед вкусами которого создатели экспозиции до определенной степени бессильны. Во всем остальном, однако, полномочия их были почти безграничны.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ