Его спасли хирурги и читатели газет
— Он такой умница,— говорит Катя.— Он жив. А жить для нас сейчас главное.
Двухлетнему Катиному сыну Антошке Калиничеву год назад сделали операцию. Первую в России неродственную пересадку костного мозга. Иначе Антошка бы уже умер. Денег на операцию понадобилось очень много. Большую их часть через Российский фонд помощи подарила Антошке женщина, у которой погиб ребенок. У нее были деньги на трансплантацию, но операцию сделать просто не успели. И вот, пожелав остаться неизвестной, эта женщина отдала деньги чужому ребенку, и теперь Антошка жив. Еще в НИИ детской гематологии ждет такой же операции Лиза Ильина 13 лет. Для нее тоже сейчас главное — жить. Но без денег никто не может ей помочь. Даже специально родившийся, чтобы спасти ее, младший брат.
Что-то с кровью
В 1995 году у Кати Калиничевой из города Брянска заболела шестимесячная дочь. Высокая температура, желтуха. Брянские врачи девочку чуть-чуть подлечили и направили в Москву в НИИ гематологии. Сказали, что-то с кровью.
Когда Катя с дочкой приехали в Республиканскую детскую больницу на Ленинском проспекте, тамошние врачи опасения про кровь подтвердили, но диагноз поставить не смогли. Болезнь была залечена, симптомы смазаны. Так Катя и вернулась в Брянск. "Что-то с кровью."
А через несколько дней Катиной дочке опять стало плохо, температура подскочила, и девочка умерла.
В НИИ гематологии охранники особенно вежливы и гардеробщица улыбается кроткой улыбкой. Они не знают, что я журналист. Они думают, что я пришел навещать смертельно больного ребенка.
Каждый год двум-трем сотням детей по всей России местные врачи не могут помочь ничем. Вздыхают, мол, что-то с кровью, и направляют в НИИ гематологии.
— Четыре года назад,— говорит руководитель гематологического центра Алексей Масчан,— такие дети умирали все. Всегда. Теперь их можно вылечить. Но только если сделать пересадку костного мозга.
— Кто кроме вас,— спрашиваю я Масчана,— может спасти их?
— Кроме нас,— отвечает Масчан,— никто.
На лекарства, необходимые для одного ребенка, требуется в среднем $15 000. Поэтому Масчан спасает 20, 40, 60 детей за год.
— А остальные? — спрашиваю я.
— Умирают.— Масчан тянет паузу.— Еще можно продержать их несколько лет на лекарствах. Пока родители не найдут денег.
Костный мозг в человеческом организме отвечает за кроветворение и иммунитет. Сначала при помощи сильных лекарств врачи убивают больной костный мозг во всем организме ребенка. На несколько месяцев малыш становится тяжелейшим инвалидом. Он болеет такими болезнями, о которых мы даже не слышали, болезнями, которые нормальному человеку не привидятся и в страшном сне. Потом на самом пороге смерти ребенку в вену вводят костный мозг донора. Донора найти очень трудно. Но если донор находится, вещество, взятое из его костей, само находит пути и само возвращает человека к жизни.
Об удачной операции врачи говорят "прошла без особенностей", потому что без осложнений таких операций не бывает.
Десятки тысяч долларов уходят на покупку лекарств, которые должны убить больной костный мозг, и лекарств, которые должны довольно долго удерживать ребенка на пороге смерти.
История повторяется
После смерти дочери Катя Калиничева больше детей рожать не хотела. Боялась. Но потом вместе с мужем все-таки пошла к генетику, и генетик их обнадежил. Он сказал, что новый ребенок родится здоровым. Так 28 октября 1996 года родился Антошка. А через шестнадцать дней у Антошки поднялась температура и появились симптомы желтухи. История повторилась, только на этот раз Катя уже заранее знала, чем такие истории кончаются.
Она снова потащила ребенка к врачам в Брянске. Врачи снова сказали "что-то с кровью" и снова направили в Москву. Катя ехала как на расстрел.
— Я не хотела даже привыкать к Антошке,— говорит она.— Я не хотела его любить. Знала, что потеряю.
Только на этот раз Алексей Масчан поставил диагноз. Сложное слово длиной в две строчки. Гемо... лимфо... цито...— Катя выговаривает его без запинки, но я не успеваю записать в блокнот.
А добрая женщина из больничной церкви Косьмы и Дамиана сказала Кате: "Ты верь, не может быть, чтобы у такой милой рыжей девочки, как ты, Бог забрал двоих детей сразу."
Катя стала верить, но верить было трудно. Сначала ни один из Антошкиных родственников не подошел мальчику в качестве донора. Потом Кате показали список медикаментов, необходимых для операции. Под списком стояла цена — $50 000. Пятьдесят тысяч долларов.
Тут Катя подумала, что вряд ли на всей земле найдется человек, способный ценить жизнь ее сына так дорого. Сама Катя $50 000 никогда не видела и не представляла, нужен для них целый чемодан или они помещаются в почтовом конверте.
Катин муж сказал, что деньги обязательно найдет, обошел в Брянске все банки и не нашел ни доллара. Тогда он приехал в Москву, сговорился с телевидением и в сопровождении корреспондента пошел по банкам. Перед камерой московские банкиры обещали помочь, но как только телевизионщики уезжали монтировать сюжет о спасении Антошки, банкиры отказывали.
— Тут должно что-то сломаться внутри,— говорит Катя.— Люди помогают, только если у них самих умер кто-то любимый.
Но Катин муж не сдавался. Он написал табличку про смертельно больного ребенка, повесил ее на грудь и пошел собирать милостыню. Мятых рублей как раз хватило бы на одну ампулу одного из лекарств в длинном списке.
Катя обзвонила все благотворительные фонды. Ей говорили, что она не москвичка. Тем временем Антошка перестал отвечать на химиотерапию, и стало ясно, что скоро он умрет. Добрая женщина из больничной церкви принесла малышу фруктовых соков и немного денег, несколько тысяч. Одновременно во Франции нашелся донорский костный мозг, и Министерство здравоохранения пообещало оплатить его доставку.
Потом произошло чудо. Какая-то женщина позвонила в Российский фонд помощи и сказала, что у нее умер ребенок. У нее были деньги на пересадку костного мозга, но операцию сделать просто не успели.
— Я хочу отдать эти деньги какому-нибудь другому ребенку,— сказала женщина.— Пусть живет.
Катя даже не знает, как эту женщину зовут. Кажется, Галина. Операцию ее ребенку собирались делать, кажется, в Израиле. Она просто отдала деньги и исчезла.
Умница
С этих пор главным для Антошки стало жить. Ему было все хуже и хуже, и Катя молилась, чтобы мальчик ее протянул ну хоть еще недельку. У Антошки отказали почки, и Катя смертельно боялась приближения его дня рождения, тех самых шести месяцев, в которые умерла ее дочь. Но шесть месяцев Антошка пережил. И доктор Масчан поехал встречать костный мозг из Франции.
Доктор вернулся ночью. И что это была за ночь! Все врачи, даже те, у кого тогда был выходной, собрались в отделении. Это, конечно, была первая в России трансплантация неродственного костного мозга, но куда больше, чем научный интерес, врачей объединял восторг общей борьбы с судьбой. Катя, перебивавшаяся в ту ночь с молитв на слезы, чувствовала этот всеобщий восторг и, ни на секунду не отходя от мальчика, старалась как-то передать ему это чувство. Антошка лежал при смерти.
— Операция прошла без особенностей,— сказал один из врачей на утро.
С тех пор Антошка пошел на поправку. У него, конечно, серьезные сложности с почками, у него легкие работают через раз, у него щеки толстые от гормонов, но он пошел на поправку. Годовалый мальчик снова научился держать голову, ползать, сидеть и даже немножко ходить.
— Он такой умница,— говорит Катя.— Он жив. А жить для нас сейчас главное.
$15 000
Когда перед уходом я захожу в ординаторскую проститься с Масчаном, молодая доктор по имени Лили Альбертовна вдруг, как бы стесняясь, глядит мне в глаза и говорит:
— Постойте! У нас есть еще Лиза. Лиза Ильина. Тринадцать лет. У нее хронический миелолейкоз. Ей нужна пересадка костного мозга. Ее мама и папа специально родили еще одного ребенка, чтобы тот стал донором для своей старшей сестры. И он подошел,— Лили улыбается.— Подошел.
— Как специально родили ребенка? — говорю я ошарашенно.— Как донором? А с ним-то что будет?
— Ничего,— Лили улыбается еще больше и, кажется, готова даже засмеяться моему гематологическому невежеству.— Мы просто взяли у него пуповинную кровь, а ее можно переливать вместо костного мозга. Только вы же знаете, одного костного мозга мало. Нужны еще лекарства. Для Лизы — на $15 000.
Я думаю о том, как мог бы гордиться мальчик всю жизнь, если бы спас сестру, как горевал бы, если спасти не удастся. Я думаю о том, почему Лили стесняется говорить мне о том, что нужны деньги. Люди! Дайте, пожалуйста, $15 000 Лизе Ильиной. Чтобы она жила. Без этих денег никто — даже специально для этого родившийся человек — не сможет ее спасти.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН