Современный спрос на динозавров

"Построено на века" Мэг Стюарт в Берлине

Премьера балет

"Built to Last" ("Построено на века"), совместную работу компании Damaged Goods хореографа Мэг Стюарт и Мюнхенского Камерного театра (Munchener Kammerspiele), показали в берлинском театре HAU 2. За тем, как радикальная представительница contemporary dance разбиралась с монументами в музыке, танце и архитектуре, наблюдала ОЛЬГА ГЕРДТ.

Американка, основавшая в Брюсселе Damaged Goods, компанию с меняющимся составом участников, известная сотрудничеством с Schauspielhaus в Цюрихе и "Фольксбюне" в Берлине, а с этого сезона постоянный приглашенный хореограф театра Hebbel am Ufer (сокращенно HAU),— самая непредсказуемая фигура в европейском contemporary dance, за особые заслуги перед которым она только что получила Konrad-Wolf-Preis. Призом берлинской Академии искусств награждались персоны вроде фон Триера, Варда или Марталера, но хореограф до Стюарт фигурировал только однажды. Границы этой профессии, впрочем, она давно расширила и переосмыслила. На стыке перформанса, танца, инсталляции Мэг Стюарт создает нечто, имеющее отношение скорее к конструированию пространства, в котором важны и звук, и движение, и его видеоотражения. При этом она никакой не замороченный ботаник. Чувство юмора цементирует конструкции Мэг Стюарт, но оставляет их легкими, прозрачными, подвижными. Этим установкам хореограф не изменила и теперь, когда в совместной работе с Мюнхенским Камерным театром решила разобраться с понятием монументальности, то есть со всем тем, что построено "на века".

Пятеро перформеров в "Built to Last" два часа без антракта взаимодействуют с "архитектурой", застывшей в музыке: 15 музыкальных фрагментов от Бетховена до Шенберга, от Рахманинова до Ксенакиса, от григорианских песнопений до Мередит Монк, смонтировал отвечавший за музыкальную драматургию Ален Франко. С ними — перформерами — все как в жизни: скучно, когда занудствуют, а как вдохновятся и войдут в раж — обхохочешься. А все оттого, что они похожи на нормальных людей с нормальными телами, которые могут и хотят выражаться как грамотные танцовщики, а лезет из них то балет, то дискотека, то какая-то особая лабораторная патетика. Экскурс в историю музыки оборачивается кратким курсом штампов телесного поведения. Увлекаются перформеры геометрическими построениями, плетут растительные орнаменты, впадают в дионисийское буйство или подолгу сомнамбулически раскачиваются — зависит от конструкции музыкального "памятника". Блуждающие звуки Шенберга или расширяющиеся, бесконечно длящиеся от Ксенакиса порождают при этом не меньшую телесную патетику, чем Бетховен или Рахманинов. Малыш, дылда, пухлая блондинка и две худенькие брюнетки попеременно в амплуа то вамп, то подростка стараются и себя показать, и соответствовать при этом какому-то социально-эстетическому эталону.

"Что в сердце и душе — то надо выразить. Цитата. Бетховен",— оповещает публику единственный представитель театра (остальные — независимые перформеры и хореографы из Берлина), моторный и харизматичный актер Kammerspiele Кристоф ван Бовен. Этот смешит зрителей беспрестанно — его мимика и тело так выразительны, что начинаешь понимать, почему хореографы contemporary все охотнее работают с драматическими актерами. Особенно когда индивидуальность и эксклюзивные человеческие реакции, как в этом проекте, становятся объектом наблюдения, изучения и пародии. По контрасту с той или иной "нечеловеческой музыкой", особенно жутко застывшей в блочной архитектуре современных городских ландшафтов, транслируемых на видео, человеческие потуги зафиксировать и выразить себя выглядят нелепыми и страшно трогательными. Патетичные конструкции вдохновляют и зомбируют, провоцируя хореографию вроде той, что представляет пышнотелая блондинка. Она залезла на трибуну, которую катают по сцене на большой скорости, а над головой ее со свистом пролетают "планеты" — конструкция из шаров, этакая модель Солнечной системы. Чтобы справиться со скоростью, приходится держаться прямо, чтобы не снесло голову — от шаров виртуозно уклоняться, ручками при этом надо успевать делать всякие обусловленные высоким положением приветственные жесты народу.

"Некоторые вещи только для того и создаются, чтобы их разрушить" — материализуя кредо Мэг Стюарт, на сцене сначала разбирают на запчасти огромного, из папье-маше, динозавра, а потом собирают заново, но уже в другую, довольно монструозную конструкцию. В чем усмотреть можно не только метафору, но и отсыл к современному контексту. Уильям Форсайт уже собирал и разбирал подобное чудовище. Но акция, ставшая у него содержанием перформанса, у Мэг Сюарт превращается в дело побочное и бессмысленное. Не очень-то нужный, монументальный монстр болтается где-то сбоку как воплощение амбиций и чистый театральный хлам. Вроде того, что параллельно демонстрирует видео, обозревающее забитые барахлом человеческие жилища.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...