Гидон Кремер:
— Классическая музыка в целом сейчас заражена некой болезнью. Идет расчет на валовую продукцию. Вот откуда у нас "три тенора" на футболе, Ванесса Мэй, фильм "Титаник". Для "серьезной" классической музыки создано какое-то гетто: она запросто объявляется элитарной. Это бред. Новую музыку вообще никто за музыку не принимает. Если говорят о современной музыке, имеют в виду попсу. Кроме реакционной роли рынка в этом повинны и сами композиторы. Начиная с Шенберга, многие композиторы, по выражению Маурисио Кагеля, писали музыку исключительно для композиторов. Всегда были и другие, неважно кто: Битлз, или Пинк Флойд, или Пьяццолла, или Канчели,— кто сумел преодолеть эти барьеры, кому было важно быть услышанным, а не только законсервированным.
Я не стерилен в своем выборе музыки и могу ошибиться. Я никого не вывожу "на арену", я просто стою за теми, кого играю. Чтобы поставить какое-нибудь имя в программу, порой приходится быть настойчивым, защищать свое детище. Ныне мне это проще, потому что люди разрешают мне больше, чем раньше. Это доверие позволяет мне то здесь, то там представить нового композитора — например, Сашу Вустина.
Владимир Тарнопольский:
— Повышенный, даже нездоровый интерес к русской музыке в конце 80-х годов я испытал на себе. Этот интерес был в большой степени политическим и этнографическим, и это было очень неприятно — будто ты какой-нибудь белый медведь. Сейчас интерес к русской музыке резко упал: во всей Европе, и особенно в Англии. Но в Голландии, например, напротив, сегодня даже слишком большой интерес к современной русской музыке.
Экономическая ситуация в мире такова, что играть будут авторов, обладающих поддержкой крупных фондов, культурных институтов. Это — некая форма империализма, этому русским нечего противопоставить. Но, с другой стороны, если, например, в Германии будут выбирать между британским композитором и русским, то сыграют русского — только желательно женщину, и еще лучше — с Востока.
Александр Кнайфель:
— От того, что говорят: "Кризис театра, музыки", искусство не прекращает существовать. Мы не можем в нем не нуждаться. Это путь к нам самим, обнаружение в себе Бога — а это насущная потребность. В этом смысле разговор о современной музыке — пустой, потому что времени не существует, все являются только проводниками, а автор один. Вопросы моды, ситуации всегда были, но обсуждать их неинтересно. Если диалог с Богом состоялся, если произведение создано, что-то в мире меняется. Он становится если не лучше, то полнее.