В классических традициях
Московское архитектурное общество — объединение архитекторов интерьера — провело вернисаж двух своих членов-основателей, Михаила Тумаркина и Дмитрия Шелеста. Это наиболее последовательные классицисты в области московского интерьера. Вернисаж совпал с 50-летием принца Чарльза, который, помимо своего неудачного брака с принцессой Дианой, известен активной агитацией за возрождение классической архитектуры. Так что московские архитекторы нашли своеобразный способ поздравить его высочество.
Московское архитектурное общество устраивает свои вернисажи на старой фабрике, переоборудованной в салон эксклюзивной мебели и переименованной в "Фабрику В.И.П.". Не знаю, справляли ли где-нибудь еще в мире юбилей его высочества в столь экзотической обстановке. Отличие обстановки Вестминстерского дворца в Лондоне, где происходило основное празднество, и московской фабрики подчеркнуло специфику ситуации, в которой оказывается классицист в России. "Классика — это культура джентльмена",— сказал на открытии Дмитрий Швидковский, академик-секретарь Российской академии художеств. "А у нас на 500 верст вокруг ни одного джентльмена",— грустно заметил Тумаркин.
Интерьеры Тумаркина и Шелеста, вообще говоря, сделаны без поправки на трагическое отсутствие джентльменов, тем не менее в их работах чувствуется трагедия. Самые известные их постройки — это московские рестораны "Ампир" в Шахматном клубе на Гоголевском бульваре и кафе "Ностальжи" на Чистопрудном бульваре. Эти архитекторы — фанатики классических деталей. Каждая из их капителей прорисована с великим тщанием и является результатом столь глубоких исторических исследований, что кажется диссертацией на тему капители. Достаточно сказать, что при обсуждении их архитектуры Андрей Боков, один из самых известных московских архитекторов, дошел до Древнего Египта и Месопотамии. Соединяют же они эти ученые детали в архитектуру довольно нервную, далекую от идеалов спокойствия и гармонии, свойственных всем мыслимым архитектурным классицизмам.
Однажды я ехал сдавать экзамен по латыни и в метро на меня насела вздорная старушка с осуждением моей чернявой внешности. Осененный внезапным вдохновением, я вдруг нашелся. "Я на тебя, бабка, порчу нашлю",— сказал я и прочитал стихотворение Горация "Памятник" на этой самой латыни. Она поверила — еще бы нет! "Эгзегимонументумайраперанниус" — настоящая классика в отсутствие джентльменов звучит как страшноватое заклинание.
Тумаркин напоминает человека, который на бескрайних просторах родины пытается говорить на латыни, а его никто не понимает. Он раздражается, но от этого начинает говорить еще правильнее, как бы заговаривая окружающий мир. В результате возникают настойчиво эрудированные классические детали в конфликтной среде. Классика — основа европейской культуры. Европеист в России всегда нервничает и вступает в конфликт со средой. Точной метафорой чего и является тумаркинская архитектура. Равно как и вернисаж в форме дня рождения принца на фабрике.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН