После остановки производства на "Ленфильме" ждать новых поступлений из кинематографической Мекки на Неве придется, судя по всему, долго. Фильм Сергея Снежкина "Цветы календулы", с лета гуляющий по фестивалям, добрел запоздалой премьерой до ЦДК и прозвучал приветом из другой эпохи.
Судьба регулярно играет свои двусмысленные шутки с режиссером Снежкиным. В начале перестройки он прославился опусом "ЧП районного масштаба" (по повести Полякова). Разоблачения банно-сексуальных нравов комсомольских функционеров уже не выглядели доблестью в столицах, но целомудрие провинции еще способны были потрясти. Картину попытались где-то запретить, в Союзе кинематографистов собрали на бой с цензурой прогрессивную общественность, увлекающийся Андрей Смирнов утверждал, что фильм Снежкина сделан в высоких традициях русского реализма. (Впрочем, из всего реализма в памяти осталась единственная сцена, в которой озверевший от служебных неврозов райкомовский вождь пригибал к кухонному столу любовницу и смачно овладевал ею. Кажется, даже посверкивая глазом на лежащий рядом хорошо заточенный нож.)
Формально Снежкин оказался впереди прогресса, ведь дело происходило в доисторические времена — задолго до того, как канонизировали содомские безобразия Владимира Сорокина, и раньше, чем "совков" начал обстебывать Сергей Соловьев. Но вот Сорокина уже назначили современным Толстым, Соловьев вовсю вживается в образ Тургенева, а Снежкин классиком так и не стал.
Хотя был в пяти минутах от цели. В 1991 году появился фильм "Невозвращенец" по нашумевшему футурологическому роману Александра Кабакова. И не просто в 91-м, а аккурат в середине августа, к перевороту. Свежая копия фильма прибыла на фестиваль в Монреаль в том самом самолете, который в полном составе попросил (и получил!) политического убежища в Канаде. И только один "Невозвращенец" вернулся на родину. Пророческий фильм крутили по первой программе телевидения сразу после путча. Снежкин по всем правилам должен был стать культурным героем новой власти. Но не стал. Опять гримаса судьбы: картина, снайперски попавшая в точку, устарела на второй день после того, как точка осталась позади.
"Цветы календулы" опираются не на Полякова или Кабакова, а на вечные ценности в лице Чехова. Которого для подпорки современного сюжета используют едва ли не целиком: тут вам и "Вишневый сад", и "Три сестры", и немного "Дяди Вани". Подобные операции не раз с сочувственной ловкостью проворачивал Никита Михалков. Снежкин же смотрит на этих мастодонтов и их потомков саркастически и отстраненно, прослеживая их деградацию в современных условиях.
В фильме жертвой разоблачений перестройки становится вовремя ушедший из жизни поэт, классик советских школьных программ. Его престарелая вдова мечтает восстановить историческую справедливость и открыть на писательской даче дом-музей поэта. Их дочь тем временем нарожала девочек, запуталась сама и запутала их в романах с неразборчивыми мужчинами. Внучки спят и видят, как бы завладеть домом, и почти готовы помочь бабке отправиться на тот свет. Вокруг дома болтаются карикатурные "новые русские", положившие глаз на писательскую дачу.
Типовая чеховская фабула заворачивается в новую упаковку, а заодно избавляется от всякого рода сантиментов и моральных табу — как утративших актуальность. Даже тишайший Фирс превращен в сплетника, вора и трансвестита. Еще отвратнее один из мужей — в прошлом художник-нонконформист, а ныне просто алкаш и прихлебатель. Снежкин никогда не испытывал ложного стыда перед вульгарностью. И правильно: благодаря этому он снова попал в точку, и снова почти. А если "Цветы" немного запоздали, в этом нет его вины. Просто после кризиса упал спрос на недвижимость.
Появление в роли призрака почившего хозяина дома недавнего директора "Ленфильма" Александра Голутвы становится знаковым и расставляет точки над i. Дом питерских кинематографистов, населенный призраками имперского прошлого, точно так же обнищал и одичал, оказавшись во власти неудачливых циников. Вряд ли сегодня найдутся другие, удачливые, готовые прибрать его к рукам.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ