О недавно назначенном министре культуры уже опубликована серия материалов, в частности в "Коммерсанте". Спустя месяц после назначения ВЛАДИМИР ЕГОРОВ оказался готовым ответить на вопросы корреспондента Ъ МИЛЕНЫ Ъ-ОРЛОВОЙ: о себе, о России, о культуре и ее перспективах.
— Вы любезно согласились на интервью, несмотря на то что остались недовольны публикациями о вас в нашей газете. Возможно, они были несколько неточными (на основе данных информационных агентств Ъ представил Владимира Егорова как заведующего идеологическим отделом ЦК, хотя его должность была рангом ниже.— Ъ). Не могли бы вы уточнить сведения о себе?
— Публикациями я не обижен. Когда факты чуть неточны — это полбеды, но если за этим есть какой-то умысел, это не очень приятно. Все мы родились в стране, которая называлась Советский Союз, в реальной системе, которая была такой, а не другой. Я не исключение. Я продукт советского воспитания. Сегодня многие пытаются стыдливо дистанцироваться от своей жизни. Но это несерьезно. Извините за высокопарность, но самый главный вопрос — честно жил или нечестно.
— Говорят, ваш дедушка был священником. А вы сделали карьеру по комсомольской линии. Как это увязывается?
— Мир никогда не делился на черное и белое. Радуга, мозаика, многоцветье в нем все-таки существуют. Я вам приведу автобиографический пример. У дедушки было семеро детей. Когда он был репрессирован и отправлен строить Беломорканал, старшая дочь, моя мама, взвалила на себя груз всей семьи. Слава Богу, дедушка остался жив, вернулся, я его помню прекрасно. Незадолго до своей смерти, когда мне было уже 14 лет, он мне сказал: "Береги свою маму. Она у нас святая". Среди семерых детей членом партии была одна моя мама, которую единственную дедушка назвал святой.
— Это поучительно.
— Такова советская история.
— А что, на ваш взгляд, было хорошего в советской культуре, в ее устройстве, что сегодня утрачено, что нужно было бы возродить?
— Плохо было то, что вся государственная система, все общество было идеологизировано. Это отторгало целые пласты культуры, доставшиеся нам в наследство от дедов и отцов. Но нет худа без добра. Предельно огосударствленная система создавала соответствующие условия для культуры. Освобожденные, по сути дела, от всех видов налогов, творческие союзы были благом. И для роста творческой молодежи, и для благополучной старости тех людей, которые заслужили своим творчеством благодарность на этой земле, а не только в памяти потомков. Когда я слышу о том, в каком материальном положении в конце жизни оказался Булат Окуджава, как трудно жил в последние годы Георгий Свиридов, послушайте, это, вообще говоря, стыдно! А в той системе они все-таки могли рассчитывать на поддержку. Дай Бог, если экономику поднимем, то главные средства направим для поддержки творчества детей и молодежи.
— А какие сферы культуры, по вашему мнению, нуждаются в поддержке государства больше всего?
— Без господдержки не может быть библиотек, музеев, не может быть классического искусства. Без поддержки государства не могут успешно развиваться оперный театр, балет, существовать симфонические оркестры. Наше национальное достояние — это не только достояние России, это мировое достояние. Здесь у нас очень большие обязательства и перед миром, а не только перед нашими потомками. Есть, конечно, сферы культуры, которые должны пользоваться благами и возможностями рынка,— аукционная деятельность, шоу-бизнес. А почему бы и нет? Это все нормально.
— Как член правительства собираетесь ли вы вносить в культуру те изменения, которые вносятся сейчас в экономику?
— Я лоббист и открыто признаюсь в этом.
— В каком смысле?
— Я не понимаю министра культуры, который не будет лоббировать интересы культуры и наших деятелей искусства. Грош цена такому министру. Как лоббировать и что менять? По крайней мере, должны быть два условия — должна быть приличная государственная поддержка и должны быть правовые условия для того, чтобы культура могла быть поддерживаема и негосударственными субсидиями, чтобы в культуру было выгодно вкладывать средства. Это основа. Но сейчас у правительства сотни и сотни интересов. От позиции министра зависит, чтобы культура занимала подобающее место в интересах правительства, отнюдь не сотое, не последнее. Но то, что лоббироваться будут интересы и других отраслей,— это точно, и здесь надо ухо держать востро.
— В истории с отменой грабительского 1001-го постановления, лишавшего культурные учреждения спонсорских денег, авторитет наших мастеров искусства сыграл большую роль, чем ваши ходатайства как министра. Они пошли непосредственно к Примакову. Вам это не кажется странным?
— Хотя о себе говорить нескромно, я себя не могу отнести к тем, кто был в арьергарде. Когда я пришел в министерство, одним из первых материалов, встревоживших меня, было интервью Михаила Пиотровского по поводу пресловутого 1001-го (Ъ опубликовал обращение директора Эрмитажа к правительству 3 октября.— Ъ). Затем была встреча у меня здесь с руководителями Союза театральных деятелей. А встреча в Фонде культуры была уже своего рода провокацией, и в том числе с моей стороны, чтобы возвысить голос деятелей культуры против чиновного произвола. Демократия в этом и заключается. Это же замечательно, что правительство способно оперативно принимать решения под давлением общественности. Разве раньше это было возможно? Еще лет десять назад мы с какой-то завистью смотрели на то, как отстаивают свои права "зеленые" на Западе. В процветающей Европе с установившимися правовыми нормами вдруг возникает целое движение, сотни тысяч людей борются за сохранение экологии. А чем это отличается от того, что наши деятели культуры борются за свои права и за экологию нашей культуры?
— На днях вы открыли выставку студии МВД в Академии художеств. Означает ли это, что вы пытаетесь возродить практику госзаказа? В конкретном случае — создание образа положительного героического милиционера.
— Была такая повесть "Сержант милиции", пацаны моего поколения ею зачитывались. Да, это госзаказ, но не Министерства культуры, а МВД. А если говорить об этой выставке, то она отнюдь не милицейская по своему содержанию и духу. Что мне запомнилось? Я не мог оторваться от полотна панорамы Буденновска после известной трагедии. По-моему, это искусство — высокое. Из того, что произвело на меня впечатление,— парадный портрет министра внутренних дел Петра Столыпина, с удивительными буравящими вас глазами. Это одно из немногих собственно "милицейских" полотен.
— Можно ли это считать ответом на вопрос о вашем самом сильном эстетическом впечатлении последнего времени?
— Скорее я бы назвал совершенно замечательную выставку Сезанна и русского авангарда в Пушкинском музее. И еще на меня как на зрителя большое впечатление своей необычностью произвел спектакль "Татьяна Репина" в ТЮЗе.
— Какие все-таки явления в нашей культуре вам кажутся главными, а какие маргинальными? Считаете ли вы, что нужно поддерживать только традиционное искусство, или нужно поддерживать и авангард? Нужен ли вообще в Москве музей современного искусства?
— Через два дня я встречаюсь с архитекторами — в Москве должен быть замечательный музей современного искусства. А если вдруг министр культуры или кто-то занимающийся культурой возомнил о себе, что он в состоянии сформулировать, что на сегодняшний день главное, а что маргинальное, этого человека надо сразу снимать с работы.
— Культурную политику каких стран вы считаете оптимальной и что мы можем у них позаимствовать?
— Идеальное министерство культуры — это то министерство, которое понимает особенности культуры своей страны. Это самое главное. Поэтому скопировать действия каких-то департаментов, действующих в культуре во Франции, Канаде или Японии, в России невозможно. Если копировать, то это сразу будет худшее министерство, даже если копия будет блестящая. Поэтому идеальное министерство культуры — это то, которое реально стоит на почве своей страны, своей истории и в свое время. Извините за абстракцию.
— А какого министра культуры вы могли бы назвать образцом для себя?
— Я таких не видел. Вообще вопрос "Делать жизнь с кого?" — это для юношей, обдумывающих житье.