От чрезмерного энтузиазма
Не дожидаясь дня Святой Цецилии, покровительницы музыкантов, когда Бенджамину Бриттену исполнилось бы восемьдесят пять, пианист Алексей Гориболь со своей "Антрепризой Московского союза музыкантов" отметил это событие концертами в Москве и Петербурге.
Сам по себе юбилейный концерт — вещь настолько обыденная, что способен скорее навредить юбиляру. На сей раз этого не произошло по той очевидной причине, что к светлому и ностальгичному английскому классику отечественные исполнители и слушатели питают исключительно трепетные чувства. Едва ли кого-нибудь из европейских композиторов этого столетия любят так, как его.
Присутствие Бриттена в российской концертной и театральной жизни, тем не менее, не слишком ощутимо. За последние годы вживую его музыку играли только на одиночных, хотя и весьма крупных, акциях — фестивале, проведенном пять лет назад полномочным представителем Бриттена в России Людмилой Ковнацкой, и исполнениях Военного Реквиема в 1995 году Шан Эдвардс и в 1998-м — Ростроповичем и Озавой. О том, чтобы в театрах шли его оперы (кроме "Ноева ковчега", приписанного к порту петербургского "Зазеркалья"), можно только мечтать.
Удел "Антрепризы МСМ" (и ее счастье) — камерные программы. У Бриттена найдется сравнительно немного камерных сочинений, но взамен обнаружится склонность к камерности практически во всех жанрах. Это привело его к созданию камерных опер и мини-опер-кантат и кантиклей. Самый сценичный кантикль Бриттена "Авраам и Исаак" завершал собой программу: трудно слушать что-либо еще после голоса Бога, который в этом кантикле говорит дуэтом — тенора (Марат Галиахметов) и контратенора (Дмитрий Попов).
Остальные сочинения программы выстроили весьма прихотливую цепочку сюжетов. Бриттен молодой и зрелый, Бриттен и Питер Пирс, Бриттен и Ростропович — таков был красивый сценарий программы. Но из него следовало, что молодому и среднему поколению "Антрепризы" придется состязаться с великими коллегами.
Автор проекта "Дни Бриттена в России" в очередной раз проявил себя как неисправимый романтик. Только романтик мог так верить в свой идеал, петербургскую публику и в то, что последний звук кантикля будет в благоговейной тишине ею дослушан,— что построил на этом свою световую партитуру (художник по свету — еще одно амплуа Алексей Гориболя в дополнение к дирижерскому и режиссерскому). Эффект озарения был сорван, пусть и бурной овацией, и расстроенный Гориболь, не удостоив зал бисов, излил свою грусть и печаль за кулисами, поставив в пример Петербургу столичную аудиторию. Надо думать, однако, что разочарование не помешает ему, как прежде, привозить в Петербург свои программы. Все же публика сорвала финал из-за излишнего энтузиазма, а не наоборот.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА