Достроена Школа оперы Галины Вишневской
В Москве на Остоженке построен новый шедевр лужковской Москвы — Школа оперного искусства Галины Вишневской. Объем комплекса, сравнимый с Большим Кремлевским дворцом Константина Тона, делает его центральным памятником нового московского стиля. Судя по этой работе, можно сказать, что стиль приобрел черты творческой зрелости.
Комплекс, спроектированный Михаилом Посохиным в соавторстве с Алексеем Ерохиным, состоит из трех зданий — элитного жилья по переулку и двух домов по самой Остоженке. Первое и главное, чем он поражает,— это впечатление вернувшегося сталинизма. Как большие сталинские дома становятся в городе, полностью нарушая его структуру, демонстрируя, кто в доме новый хозяин, так и центр Галины Вишневской среди небольших домов Остоженки смотрится чрезвычайно величественно. Балконы с балясинами, гигантский коринфский ордер, бело-желтая гамма — все это создает однозначные ассоциации с застройкой Ленинского проспекта, проспекта Мира и других образцовых магистралей послевоенной Москвы.
Раньше московская архитектура также вспоминала о сталинизме. Достаточно назвать Манежную площадь, центральный памятник раннего московского стиля.
Бесконечные балясины и фонари наземной части живо напоминают сталинский Сочи. Но между этим ранним стилем и зрелостью образца Галины Вишневской есть существенное отличие. Ранний стиль Лужкова при всей помпезности старался быть по-своему незаметным, с одной стороны, и шутливым — с другой. Как ни заметен комплекс Охотного ряда, большей своей частью он находится под землей. На поверхности же колонны, роскошные лестницы и балясины перил соседствовали с персонажами из русских сказок. Последние в исполнении Зураба Церетели являются не чем иным, как монументальной шуткой.
Специфика московского стиля в том, что никто и никогда не сформулировал, что это такое. Известно лишь, что а) Юрий Лужков любит, чтобы все было "по-московски", б) все московское — это "под старину", в) если у вас не по-московски, то строить вам не дадут. Поэтому реально московский стиль представляет собой свободное творчество архитекторов по угадыванию вкуса Юрия Лужкова на основе тех работ, которые ему уже понравились. Из-за этого развитие московского стиля приобретает характер творческого развития вкуса Лужкова.
Итак, ранний Юрий Лужков любил сталинизм, но шуточной любовью. Появляясь среди старика с золотой рыбкой и медведя на берегу шуточной Неглинки, мэр и сам оказывался своеобразным фольклорным героем, этаким Иваном-дурачком, который благодаря своей крепкой хозяйственной сметке способен возвести этот сказочный подземный дворец. Фольклорным героем восхищаются, его любят, но не боятся — он свой. Это и была суть архитектурного имиджа раннего мэрского стиля.
Зрелый Лужков более не шутит. В центре Вишневской все сделано максимально торжественно и велеречиво, при встрече с ним рядовой обыватель должен испытывать известную робость и почтение, как крестьянин перед "парадным подъездом" поэта Некрасова. Но, присматриваясь к этому неосталинизму, обнаруживаешь, что в нем что-то не то.
Ну вот, скажем, в центре всего комплекса находится особняк с роскошными коринфским портиками. Одним портиком он выходит на Остоженку, другим — во двор. Со стороны Коробейникова переулка во двор ведет высокая арка. По всем законам классической композиции портик должен появляться именно в ней — как Александрийский столп в арке Генерального штаба на Дворцовой площади Петербурга. Но нет, там видны только две его боковые колонны. Или корпус, выходящий на Остоженку. Его архитекторы оформили пилястрами дорического ордера. Но в двух местах фасад прерывается эркерами, и эркеры украшены коринфскими пилястрами.
Не утомляя читателя такими специальными проблемами, скажу, что колоннада из колонн разных ордеров встречается в истории архитектуры прямо-таки исключительно редко. Например, так было в Караван-Сарае, куда после своих боевых походов татары свезли колонны где какие могли украсть и поставили их в ряд.
Такое ощущение, что авторы в принципе знают, что такое сталинская архитектура, по рассказам, она им очень нравится, но воссоздают они ее именно что по рассказам. Форма колонн, которые как-то неприятно утоньшаются в средней части и расширяются книзу, заставляет вспомнить крупные советские макаронные изделия. Завершения с мансардными окнами, между которыми вставлен крайне куцый парапет с балясинами,— это вообще художественная катастрофа.
Таких неказистых деталей, ошибок против классических правил множество. Вопрос в том, почему они происходят. Чистая ли это неграмотность архитекторов или же свой художественный образ?
В силу специфики творческого почерка Михаила Посохина, постоянно предлагающего публике что-то неожиданное, я бы голосовал за чистую неграмотность. Однако же есть одно "но".
Опыт сегодняшней московской архитектуры заставляет с недоверием отнестись к этим словам, но должен сказать прямо: историзм в архитектуре придумали не в Москве. Это произошло на Западе, прежде всего в Англии. И одним из главных аргументов против модернистской архитектуры было то, что она — слишком правильная. Она выражает диктат, власть, не терпящую возражений, она насилует города и страны, запихивая всех в правильные геометрические ячейки как в тюрьму. В Англии, родине демократии, такого не любят. А историческая архитектура — это наложение случайностей. Это не диктатура одного, а демократия, когда каждый сделал что хотел. Там так и строят. Скажем, дают построить улицу в историческом стиле нескольким разным архитектором, каждый делает свой дом, в результате получается "случайно" и "демократично". Так выстроена улица Дакен в Брюсселе, площадь Патерностер в Лондоне, Сисайд в Майами.
У нас, конечно, Михаил Посохин разным архитекторам строить разные дома в своем комплексе не даст — не на того напали. Но при этом он словно пытается имитировать "исторические случайности", исказившие первоначально стройный замысел. Вроде бы и сталинизм, но единому величественному сталинскому замыслу помешали, и портик не попал в арку, колонны сделали разных ордеров, да и вообще все пошло как-то сикось-накось.
В результате возник "демократический сталинизм". На первый взгляд выглядит дико, но если вдуматься — точно соответствует ситуации. Все величественно, как при товарище Сталине, и все демократично, как Майами. Это и есть новый архитектурный имидж Лужкова. Демократический сталинизм — идеал любой лево-право-центристской коалиции.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН