Разведка бездны
стратегия
За последние годы в России не было открыто ни одного нового крупного месторождения. Это означает, что отечественная геологоразведка не справляется с обеспечением энергетической базы будущего отечественной экономики. О новой модели развития отрасли рассказывает исполняющий обязанности генерального директора ОАО "Росгеология" АНДРЕЙ ТРЕТЬЯКОВ.
— Как вы можете объяснить плачевное состояние нынешней отечественной геологоразведки?
— Действующая система не подразумевает заинтересованности геологоразведочных предприятиях в конечном открытии месторождений. Предприятия выполняют свои исследовательские работы, отчитываются тысячами погонных метров пробуренных геологоразведочных скважин, а приводит это к открытиям или нет, из-за отсутствия конечной материальной заинтересованности никого не волнует. За последние годы, к примеру, не открыто ни одного крупного месторождения. Перед Роснедрами стоит задача — геологическое изучение территории России. Вот они и изучают: ежегодно размещают госзаказ на определенные виды геологоразведочных работ государственной территории. Получается все равно что намазывать на хлеб очень тонкий слой масла — настолько тонкий, что заметить его почти невозможно. То есть вложения при таких масштабах для качественной разведки по всей России должны быть намного больше.
— Получается, отрасль нуждается в частных деньгах?
— Инициатива должна исходить от государства, первые вложения в разведку территории должны поступать от него. Скажем, на начальном этапе некую существенную часть составляет доля государства. По ходу развития проекта частные инвесторы эту долю по кусочкам выкупают. Вот на таких условиях мы сможем привлекать средства для дальнейших открытий. Но для этого надо вносить изменения в текущее законодательство.
— Существуют ли механизмы принуждения частных компаний к геологоразведке?
— Через налоговую систему. То есть зачастую компания берет лицензию на перспективный участок, который будет разрабатывать по ее плану лет через 5-10, а то и все 20, и не разведывает. Или разведывает, но в недостаточной степени. Да, компания постоянно оправдывается, обещает вот-вот уже разведку начать, но всем понятно, что она не введет участок в эксплуатацию в установленный срок. Или введет недоразведанным. Чтобы такого не происходило, было бы правильно ввести прогрессивный налог, который предполагает, что компания должна проводить определенные работы в определенные сроки, и за каждое промедление или нарушение выставлять финансовые санкции: хочешь на месте стоять — стой, но штрафы и другие установленные сборы плати. Год простоя — миллион рублей штрафа, два года — сто миллионов, три — уже миллиард. Я условные, конечно, привожу цифры, но понятно, что они должны реально пугать.
— Какая самая действенная модель геологоразведки в мире — государственная, смешанная или частная?
— Мы изучили опыт самых разнообразных компаний во многих странах, а также мнения ряда аналитиков, однако однозначно ответить на этот вопрос достаточно трудно. Какие-то конкретные примеры привести сложно: всюду своя специфика. На мой взгляд, конкретно в нашем государстве перспективнее было бы перейти к смешанной модели. Мы должны двигаться именно к такому распределению: 1-25% государственного участия и 75-90% — частного, потому что, с одной стороны, необходимо минимизировать нагрузку на госбюджет, а с другой — оставить государственную долю в проекте.
— Существуют ли в мировой практике примеры успешного применения описанной вами модели и могут ли они служить эталоном для развития геологоразведки в России?
— Во многих государствах геологоразведка практически полностью частная. Но все эти государства не очень большие по сравнению с нашим. Преимущественно то, что частные компании находят на территории небольших стран, выглядит не особо серьезным по сравнению с тем, что можно найти у нас. У нас и по территориям, и по перспективности достаточно большие открытия еще предстоят, если не говорить об объемах уже разрабатываемых месторождений.
Государство будет контролировать сроки и качество работ по геологическому изучению территорий и впоследствии — промышленное освоение открытых на этих территориях месторождений. На начальном этапе, когда территория еще совсем чистая и неразведанная, государство вкладывает большие суммы, практически полностью обеспечивая и контролируя ход работ. Затем по мере уточнения информации, совершения открытия государство постепенно сокращает собственную долю до минимума, сводя свою роль к контролю над ходом работ и получению дивидендов. В итоге государство получает двойную выгоду — дополнительную прибыль от новых открытых и разрабатываемых месторождений, то есть увеличение отчислений в бюджет, дополнительные рабочие места плюс гарантия того, что все этапы проекта будут реализованы в должной мере и установленный срок. Ну, во всяком случае, при данной схеме существует возможность оперативного урегулирования каких-то нарушений обязательств, которые могут возникнуть, и, как следствие, увеличивается вероятность конечной реализации проекта.
— Почему в России нет рынка геологоразведочных активов?
— Слишком часто нарушаются лицензионные соглашения на разведку месторождений, и, как следствие, теряется инвестиционная привлекательность. Помимо этого участки выставляются на рынке после сбора первичных данных, то есть после проведения лишь малой части всех необходимых геологоразведочных работ. Нередко бывает так, что заявляемой разведки на участке и вовсе не проводилось. То есть системного рынка, когда, собираясь вложиться в горнорудное производство или добычу углеводородов, ты можешь прикинуть, что освоение предлагаемого месторождения будет стоить столько-то, возвратность вложенных средств — в течение конкретного срока и затем принесет такую-то прибыль, у нас нет.
Задействовав и активно наращивая все свои мощности, мы будем разведывать перспективные территории, доводить проекты до стадии открытия месторождений и расчета по последующим вложениям. Мы собираемся продавать окончательные проекты. Фактически это приведет к появлению так называемой биржи инвестиционных проектов по освоению месторождений. То есть при приобретении такого проекта сразу видны конкретные требования по инфраструктуре, по технологии освоения, а также понятны извлекаемые запасы. Станет возможно планирование поселений — из готового проекта понятно, количественные и качественные характеристики месторождения и сроки его эксплуатации. Также имеется понимание, сколько на освоении и последующей разработке месторождения будет задействовано людей. То есть развитие рынка и формирование такой биржи существенно поспособствует системному развитию российской территории.
— И как же к этому прийти? Может быть, уже понятны какие-то механизмы формирования такого рынка?
— С одной стороны, необходима поддержка серьезных финансовых институтов. Но привлечь средства — не самое сложное, как оказалось. Куда сложнее сформировать полноценную законодательную базу. Крупнейшие зарубежные фонды уже готовы вкладывать в нас сотни миллионов и даже миллиарды долларов, но система по взаимодействию государства и частного капитала пока не разработана. Чтобы ее выработать, мы запустим пилотный проект, то есть определим перспективную территорию, получим лицензионное соглашение на ведение комплексного геологического изучения и уже на конкретном существующем проекте все аспекты этого механизма будем развивать. Это крайне серьезная задача. На подготовку реализации такого пилотного проекта уйдет не менее полугода, зато он даст конкретный результат, который в дальнейшем выльется в ощутимую прибыль государству.
— Вы упомянули, что уже заинтересованы крупные фонды. Назвать можете?
— Это Merrill Lynch, GP Morgan. Они готовы к реализации проектов в области геологоразведки, идет живое общение. Как я уже говорил, большая проблема в отсутствии достаточной законодательной базы и отсутствии постановки конкретной задачи от государства по первоочередным видам сырьевых ресурсов, в которых будет наблюдаться дефицит у нашей промышленности. И если нам не формулируют данную задачу, мы попытаемся разработать рыночную систему, как она должна выглядеть, с нашей точки зрения, какие проценты, какие процессы перехода капитала должны быть, необходимо регламентировать виды работ и т. д. И представить данную работу на утверждение в правительство.
— И что же должно стать таким толчком?
— Мы рассчитываем, что пилотный проект, о котором я говорил, как раз станет таким примером, на основании которого можно будет построить общую систему. Мы уже выбрали конкретный участок и готовы на нем все обкатать. Это очень крупное комплексное месторождение, там может и химический кластер быть, и металлургический, и угольный. То есть на одной территории несколько потенциальных месторождений.
— А что за участок? Где расположен?
— В Сибири. В Восточной, ближе к Приморью.
— Когда начнется проект?
— С конца октября активно ведется работа. Уже встретились с территориальными органами, с Внешэкономбанком, сейчас пытаемся получше обыграть схему, до более конкретного практического применения ее довести.
— А первых результатов когда ждать?
— Конкретизировав схему, мы планируем выйти на правительство, правительство напишет поручение "проработать и реализовать", мы предложим свой механизм, и в принципе при хорошем стечении обстоятельств пилотный проект может быть запущен даже за полгода. Но он очень крупный. Реально это будет прорыв, не обманываю. Это позволит все, о чем я говорил, наконец-то развить.
— То есть наметилось возрождение геологоразведки. Отрасль вернется к тому уровню эффективности, который был в советские времена?
— Нет, точно нет. Во-первых, сегодня у нас не плановая экономика, мы должны быть ассимилированы в мировое сообщество. Во-вторых, действовало Министерство геологии, которому товарищ Берия и товарищ Сталин поручали провести такие-то работы, за невыполнение объема — понятное мероприятие. С одной стороны, не жалели денег и содержали геологические службы очень хорошо. Но с другой — сразу требовали результат, и если результат не предоставлялся, принимались крайние карательные меры. Жесткая система планирования в принципе неплоха, потому что реально принесла результаты. Понятно, что сейчас такая система абсолютно неприменима. В настоящее время иногда звучат предложения создать Министерство геологии. Однако создание Министерства геологии при отсутствии той карательной системы, которая была,— это взять и влить в отрасль огромные деньги без каких-либо серьезных гарантий. Бюджет на это не пойдет.
— Может быть, нужно отдать отечественную геологоразведку на откуп иностранцам?
— Мы ведем общение с компаниями, которые занимаются геологоразведочными работами по всему миру. Они на базе полученной геологической информации строят модели месторождений, и там получается, что в момент проведения разведки, еще на этапе бурения, полученные результаты сразу же обрабатываются, прямо в полевых условиях. Эти данные сразу заносятся в компьютер и передаются в центральный офис компании, что сильно ускоряет весь процесс. Вот такие технологии нам, конечно, надо внедрять, надо брать на вооружение — у нас этого нет.
— Да, но вслед придут иностранные спецы?
— Нет. Надо брать наших и обучать. Рано закупать оборудование — сначала необходимо обучить людей, внедрить системный подход. И только тогда закупать оборудование.
— Как на рынке геологоразведочных услуг обстоят дела с сервисными компаниями?
— Рынок достаточно узкий. В области геологоразведки существует всего около десятка известных сервисных компаний: в нефтяной геологоразведке их четыре-пять крупных, и по твердым примерно столько же. Причем иностранцы используют наших специалистов: можно сказать, все полевые работы в России выполняются отечественными специалистами. Иногда зарубежные компании привозят оборудование, но все равно передают российским специалистам. То есть экспансия иностранных компаний в геологоразведку пока не идет. Мы не допустим экспансии. Обязательно в первую очередь будем задействовать российские ресурсы. У нас задача — модернизировать свои сервисные компании, заточить под западные мерки, чтобы наши все делали так же быстро и эффективно, как на Западе. В первую очередь мы будем решать этот вопрос.
— Насколько возрастет стоимость геологоразведки, если начнут применяться современные технологии?
— Смотря как ее считать. Если ты потратил 200 тыс. на разведку безрезультатно — это дорого. Если ты потратишь 1 млн, но результат получишь, прибыль окажется на два порядка больше затрат. То есть о чем речь вообще? Какая разница, что разведка стоить будет дороже, если она наконец-то обеспечит прибыльность отрасли? Однако тут очень важно обучение наших геологов проводить. Даже, наверное, скорее как-то ментальность изменить, отношение к геологоразведке как к профессии. Вот это займет не один год.
— Современный геолог-разведчик — пожилой специалист, почти за чертой пенсионного возраста, с низким уровнем дохода?
— В основном да, однако последние года полтора наблюдается приток молодых кадров, которые активно перенимают опыт, им передается полевая практика. В основном такая картина в регионах. Полагаю, это потому, что региональные рынки труда по большей части заняты, и если человек хочет оставаться в регионе, то геологоразведка последние годы понемногу начинает выглядеть все привлекательнее для таких людей. Так что нам остается только этих новых людей новым подходам обучить и закупить новое оборудование. Сформировать бы хотя бы пять-шесть высокотехнологичных бригад, и все хорошо с отраслью будет.
— Накопленная за всю историю СССР геологоразведочная информация эффективно сейчас используется?
— Она не утеряна и хранится в геолфондах, и не просто хранится, а активно используется: она переоценивается, интерпретируется, и на ее базе как раз очень многие современные результаты-то и получены. То есть благодаря огромным вливаниям в отрасль во времена СССР мы сейчас располагаем огромной геологоразведочной базой, и еще многое из этой накопленной информации только предстоит переоценить и интерпретировать.