В Москве Борис Гребенщиков представил новый состав "Аквариума" и новую программу, которая оказалась хорошо забытой старой. Гребенщиков считает, что песни 70-х сегодня особенно актуальны. Корреспондент "Коммерсанта" МАРГАРИТА Ъ-КОНДРАТЬЕВА после концерта встретилась с БОРИСОМ ГРЕБЕНЩИКОВЫМ.
— Не так давно вы занимались сольными проектами и фактически расстались с "Аквариумом"...
— Похоже, все возвращается в 70-е годы. Потому и "Аквариум".
— Какие перспективы у шоу-бизнеса в "новых 70-х"?
— Есть опять разделение на официальную музыку — то, что сейчас называется попсой,— и какую-то альтернативу — то что сейчас называется рок-н-роллом. Грубо говоря, есть музыка, которая делается для того, чтобы продаваться, а есть музыка, которая делается... ради искусства что ли.
— Ходят даже слухи о введении госмонополии на аудиобизнес.
— Без комментариев. Это обозначало бы уход в подполье... Ситуация у всех нас тяжелейшая. Звукозапись фактически приказала долго жить. Главный монстр звукозаписи "Союз", как я слышал, уже крякнулся. В "Триарии", с которым я долго сотрудничал, тоже дела совсем нехороши. К чему все вернулось? Есть, например, группа — известная или неизвестная, не важно. Что ей остается? Играть за любые деньги или без денег вообще. И записываться самостоятельно, своими силами и возможностями, если у нее есть где записываться. На кассетах, как угодно — лишь бы записываться. Люди у нас остались те же самые. Законы плохие, исполнение плохое, правительство. Только люди хорошие. И эти хорошие люди всегда между собой договорятся. Поэтому как-то записываться мы будем. И все как раньше — записываешь музыку на кассету, штампуешь тираж, отдаешь, распространяешь, продаешь. Играешь где-то концерты, и все. Сейчас техника стала получше, правда...
— Будем охотиться за "первыми копиями"?
— Да, будем. "Пираты" хорошо дело наладили. Так что качество будет отменное.
— То есть вы всерьез уверены, что рок-н-ролл уйдет в подполье. Что дальше — "квартирники", "самопальные" кассеты, цензура?
— Нет, к этому вернуться уже сложно, в смысле технологическом все слишком далеко ушло. Везде есть аппаратура. И соответственно, везде есть возможности играть — в любом сельском Доме культуры. Да и цензуру вводить никто не будет. Могут ввести цензуру на государственную тематику. Но информационная блокада исключается — есть Интернет.
— В некоторых исламских странах Интернет запрещен.
— Технически это будет сложно сделать. С этим зверем уже не справиться.
— Как вы отнеслись к тому, что происходит сейчас в стране?
— Мне поздно бояться. Я не знаю, что мне терять. Когда банки стали обваливаться, я сидел в стороне и смеялся, потому что у меня в банках ничего не было. Когда ничего нет, то и терять нечего. Это и есть свобода... Благоприобретенный за последние несколько лет комфорт мы можем потерять в любую секунду. Как привыкли, так и отвыкнем. У меня масса 20-летних друзей, с которыми мы вместе работаем и которые живут так же бедно, как я жил 20 лет назад. Может быть, немного лучше — они могут позволить себе снять квартиру.
— Странные у вас настроения.
— У меня настроения боевые. Когда лишаешься всего — не материальных ценностей, а перспектив, когда все это перечеркивается из-за чьих-то глобальных финансовых игр... Отлично, мы вернемся назад. Мы еще умеем пускать поезда под откос. То есть сейчас нормальная боевая обстановка. Вот и по радио опять очень много песен "Аквариума" передают.