Три недели назад многие страны начали готовиться к новой волне русской эмиграции. Израильский кнессет опять ждет из России алию. Канада раздает зеленые карты нашим программистам и инженерам. Австралия и Новая Зеландия закрывают границы. Норвегия, наоборот, строит социальный лагерь для русских беженцев.
Но мы, считает специальный корреспондент Ъ ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН, пока никуда не поедем. Не дождетесь. На этот раз эмигрируют только наши деньги.
Герой среднего класса
— Какой я еврей? — печально говорит директор мосфильмовского рекламного агентства Кирилл Левин.— Я только чувствую себя евреем, когда у меня отбирают деньги, а так я самый настоящий русский. По матери.
Кирилл собирается уехать. То есть сам бы он, конечно, остался, но тридцатилетняя его жена Светлана кричит, что хочет спокойной старости прямо сейчас, а восьмилетняя дочь Соня кричит, что хочет шоколадок, нового Кена для старой Барби и счастливого детства.
А денег у Кирилла на все это больше нет. Деньги эмигрировали. В агентстве его остался один-единственный клиент, да и тот торгует канадским женьшенем. Подсолнечное масло, медикаменты, памперсы, кетчуп, стотысячные контракты — все это в прошлом. Неделю назад Кирилл уволил своих сотрудников, а потом — самого себя.
Мы сидим у Кирилла на кухне. Пьем чай. Ночь. Светлана боится, что скоро наступит еще и зима, на улицах появятся красные флаги, а на столе — килька в томате, шпротный паштет и портвейн "Земфира".
Желание Светланы эмигрировать сформировалось окончательно и, надо признать, имеет под собой реальные основания. Она говорит:
— В девяносто первом, когда по улицам ползали танки, ребенку был год, и нечем было его кормить, я не уезжала. Мне тогда было понятно, зачем все это. Мы все были против коммунистов и за свободу. Нам было трудно, но цель была ясна, не смейся. Скажи, ради чего мне морить ребенка голодом сейчас? Чтоб она всю жизнь маршировала под портретом Зюганова?
— Кисонька,— говорит Кирилл с виноватым видом.— Может, ну ее, эту Канаду? Тоска... Медведи по улицам ходят. Что, мы тут денег не заработаем?!
— Идиот! — ласково отвечает Светлана.— Денег ты тут заработать можешь хоть миллиард. Дело не в этом. Дело в том, что у тебя их завтра отнимут и даже не скажут, за что.
"Эмиграция — это прежде всего смирение"
Миграционная служба, конечно, молчит об этом. От них можно добиться только прошлогодних данных, согласно которым из России эмигрирует несколько сотен тысяч человек в год. Евреи — в Израиль и Германию, все остальные — в Канаду, Чехию, Новую Зеландию, Австралию и Аргентину. Данных за сентябрь 1998-го миграционная служба не имеет. Зато московский представитель канадского адвоката Гэрри Сигала, принимавший раньше двоих-троих потенциальных эмигрантов в день, теперь принимает семерых.
Канада дает русским вид на жительство, только если возраст их не превышает 44 лет, а образование у них высшее. Услуги адвоката Гэрри Сигала и оформление документов обходятся минимум в $6 тысяч. Еще 10 тысяч эмигрант должен иметь на банковском счете, чтобы ему разрешили въезд. То есть опять же уезжает гарант стабильности, пламенный строитель капитализма, молодой, образованный и энергичный средний класс, которого у нас и так мало.
— Двадцать восемь лет? — осведомляется вежливый голос в трубке.— Образование высшее? Английский свободно? Вы проходите по баллам. Вы нужны Канаде. Приезжайте, первая консультация бесплатно.
— Что же, прям так-таки можно уехать? — Кирилл пугается.— И я найду там работу?
— Молодой человек,— мягко перебивает голос в трубке.— Вы звоните мне в разгар правительственного и финансового кризиса. У меня аврал. Эмигранты идут толпами и, простите, совсем нет времени на долгие телефонные разговоры. Приезжайте на консультацию, и мы все обсудим.
В Москве действует добрый десяток адвокатских контор, отправляющих людей в эмиграцию. Есть среди них серьезные и не очень, добросовестные и совсем наоборот. В одном из московских офисов до сих пор раздаются звонки клиентов компании "Шаг", а компании такой уже год как нет, потому что один из ее служащих собрал с людей деньги и скрылся.
Однако потенциальные эмигранты продолжают обращаться к адвокатам, потому что из людей, пытающихся самостоятельно пробиться через посольство, 80% получают отказ.
Теоретически уехать можно куда угодно, но практически, если вы не еврей, только в Чехию, Канаду и Аргентину. ЮАР больше не принимает, потому что там черное правительство. Австралия и Новая Зеландия ужесточают требования вплоть до того, что человек должен быть не старше 27 лет, но при этом иметь высшее образование и десять лет профессионального стажа. Зато в Чехии можно купить липовый бизнес за $2 тысячи, в Аргентине полно низкооплачиваемой работы, а Канада имеет даже иммиграционную программу, утвержденную правительством, поскольку у них проблемы с рождаемостью.
Не пожелавший почему-то опубликовать свое имя представитель канадского адвоката Гэрри Сигала сидит в крохотной комнатке на одиннадцатом этаже бывшего научно-исследовательского института на Алексеевской. Адвокатская контора "Стимул" располагается в полуподвальной комнатке на Баррикадной. У прочих эмиграционных контор офисы не лучше.
Алексеевская специализируется на частных беседах, Баррикадная раз в неделю проводит еще и семинары. На семинар приходит человек тридцать, половина уходит, не дослушав до конца.
— Почему вы уходите? — спрашиваю я шепотом молодую хорошо одетую брюнетку.
— Потому что уже понятно,— говорит она,— что здесь меняют шило на мыло.
— В каком смысле?
— В том смысле, что мне предлагают сменить нестабильное благосостояние в России на стабильную бедность в Канаде.
И это правда. Люди, приходящие на семинары в "Стимул", первым делом спрашивают, как там с работой, и адвокат улыбается, потому что с работой там очень плохо. Можно, конечно, продать в Москве большую квартиру и тысяч эдак за сто долларов купить в Канаде кафе или бензоколонку, но, если это ваш единственный бизнес, нет никакой гарантии, что он станет приносить прибыль.
— Разве продают прибыльные бензоколонки и прибыльные кафе? — спрашивает на семинаре мужчина, похожий на Чубайса.
Адвокат опять разводит руками и объясняет, что можно свой бизнес не начинать, а просто найти работу.
— А инженеры-электрики там нужны? — вклинивается в разговор молодая энергичная женщина, указывая на сидящего рядом молчаливого мужа.
— Нужны,— адвокат улыбается.— Канадцы понимают, что если ваш муж инженер-электрик, то работу электрика он найдет и лампочки в подъездах будет вкручивать очень качественно. Честно говоря, я не знаю ни одного русского инженера, который официально устроился бы работать инженером в Канаде.
Представитель адвоката Гэрри Сигала говорит, что на поиски работы по специальности в Канаде уходит минимум пять лет.
— Но главное,— говорит он,— вы видите, как живут люди вокруг вас, и понимаете, что такого уровня благосостояния вам не достичь никогда. Эмиграция, знаете ли, это смирение. Ваши дети — да, станут канадцами, но вы навсегда так и останетесь "совком".
Молодой человек в безупречном галстуке давно оформил себе вид на жительство в Канаде. Но в Канаду не едет. Он слишком хорошо понимает, что здесь он — представитель адвоката Гэрри Сигала, то есть в какой-то степени даже Гэрри Сигал, а там он в лучшем случае будет перекладывать бумажки в какой-нибудь заштатной конторе младшим клерком.
— Вы знаете,— спрашивает молодой человек в безупречном галстуке,— когда началась теперешняя волна эмиграции?
— Да,— говорю я уверенно.— В конце августа.
— Не-е-ет... В начале июня. Мне стали звонить секретарши крупных финансистов. Их шефы уже тогда знали, что кризис будет. Навели справки, но пока еще никуда не уехали.
Богатые тоже едут?
— Нет, в моей среде,— говорит первый заместитель генерального директора страховой компании "Росно" Леонид Меламед,— никто никуда ехать не собирается.
Мы сидим в его кабинете и разговариваем. На стене висит картина, изображающая корабль, похожий скорее не на "Титаник", а на пароход из фильма Феллини "Амаркорд".
— Леночка, найдите мне вторую пепельницу,— обращается Меламед к секретарше, и я понимаю, что вот точно так же между делом он мог попросить секретаршу разузнать все насчет эмиграции в Канаду.
— Но вы теряете деньги? — спрашиваю я.
— Теряем.
— И могли бы легко уехать из страны?
— Легко.
— Так почему же не уезжаете?
— Понимаете,— говорит Меламед.— Четыре года назад суть бизнеса в России сводилась к изыманию денег у государства. Последнее время люди начали вкладывать деньги в свой бизнес в России. И не только деньги, но и время, силы, жизнь, репутацию. Куда я уеду, если у меня здесь вложены деньги, время, силы, жизнь и репутация?
— А что для вас было бы достаточным поводом к отъезду?
— Только диктатура. Падение рынка поводом к отъезду не является, потому что вслед за падением всегда бывает подъем. Даже волнения на улицах, восстания и перестрелки поводом для отъезда не являются, если правоохранительные органы могут их контролировать. Кризис вообще не повод для паники и прекращения работы. Кризисы неизбежны. Только если Баркашов придет к власти, я уеду. Только если объявят политическую или экономическую диктатуру и можно будет закрыть нашу фирму без суда и арестовать меня без ордера на арест. Если я уеду, то это решится в самую последнюю минуту, и я улечу на последнем самолете все равно куда. Другое дело, что мои деньги могут уехать значительно раньше. Бизнес непатриотичен по определению. Если будет выгоднее вложить деньги в Чехии или в Аргентине, я их именно там и вложу. Если надо будет для этого уехать в Чехию на месяц, на три месяца, на полгода, я поеду. Но только в командировку.
— И все же многие люди уезжают. Как, по-вашему, что нужно сделать, чтобы прекратить панику?
— Это очень просто. Нужно объяснить людям смысл происходящего. Мне очень нравилась программа "500 дней", не потому, что я во всем согласен с Явлинским, а потому, что это 500 дней. Люди не дураки. Объясните им, каких целей мы хотим добиться. Объясните, какими средствами мы для этого будем пользоваться. Объясните, сколько времени нам на это потребуется. Составьте подробный бизнес-план вывода страны из кризиса, и пусть премьер-министр каждую неделю отчитывается по телевизору. "Уважаемые россияне, на этой неделе мы должны были сделать то-то, то-то и то-то. Первое нам удалось, второе откладывается по такой-то причине на такой-то срок. Третье отменяется вообще, потому что мы выдумали более дешевый способ решения тех же стратегических задач. На следующей неделе нам предстоит то-то и то-то. Не дергайтесь. Мы с вами. Мы работаем. Работайте и вы тоже, и через 500 дней, 700 дней, 1000 дней все будет хорошо".— Меламед закуривает и продолжает.— Но правительство молчит. Я не могу составить кризисный бизнес-план для своей компании. Я не знаю, что на улице: зима или лето. Я готов и к тому, и к другому, но скажите, во что мне одеться: в майку или в пальто. Мне этого не говорят. Мне твердят только, что реформы необратимы.
— Так реформы необратимы?
— Обратимы, и еще как! Беда в том, что большинство народа ничего не получило от реформ. Даже в Москве "черный" средний класс, то есть люди, имеющие относительно высокий доход, но не декларирующие его полностью, составляют всего 14% населения. В провинции, разумеется, еще меньше. Вот когда средний класс составит процентов 30-40 и когда средним классом станут офицеры армии и милиции, реформы действительно будут необратимы.
— И наступит стабильность,— перебиваю я.— И эмиграция прекратится. Но ведь это сейчас недостижимо!
— И...— уверенно говорит Меламед,— совершенно необязательно. Не обязательно иметь экономические показатели, как в Соединенных Штатах, чтобы люди не бежали из страны. Достаточно иметь хоть что-то незыблемое, что-то, не зависящее от политических интриг. Пусть это будет премьер-министр, каждую неделю отчитывающийся перед народом о ходе выполнения. Или президент, каждую неделю отчитывающийся о том же самом. Или, в конце концов, патриарх, каждую неделю говорящий с экрана, что Господь не оставит Россию. Вы помните, что написано на американских деньгах? "Мы верим в Бога". Поэтому они и твердая валюта.
— Родина, Отечество,— спрашиваю я.— Это и есть что-то такое незыблемое, вроде еженедельного отчета премьер-министра или еженедельной проповеди патриарха?
— Нет,— говорит Меламед.— Родина есть Родина. Картинка в твоем букваре... хорошие и верные товарищи... дорога проселочная, которой не видно конца... Ну и так далее. Отчет премьер-министра — это лишь свет в конце тоннеля для тех, кто не хочет покидать Родину.
— Сколько времени,— спрашиваю я,— люди могут еще ждать, что им покажут свет в конце тоннеля?
— Полгода,— отвечает Меламед.
Заколдованный круг
Но я с ним не согласен. По-моему, год. Именно столько времени нужно, чтобы оформить документы на ПМЖ в Канаду. Через год все наши жалкие 14% населения, начерно причисляемые к среднему классу, покинут Россию, и у реформ совсем не останется гаранта. У шахтеров на эмиграцию денег, конечно, не хватит, зато хватит на топоры. Те немногие олигархи, что живут в России, уедут в одночасье. Люди масштаба Меламеда тоже успеют на последний самолет. И привет.
Можно, конечно, перекрыть границы, как предлагал, помнится, Жириновский. И тогда мы останемся, но эмигрируют наши деньги. Еще можно надеяться на "внутреннюю эмиграцию", то есть попросту замену эмиграции алкоголизмом. Но деньги не пьют и пить с нами не останутся.
Так что — год.