Завершился главный архитектурный фестиваль России "Зодчество-98". Как и в прошлом году, абсолютным рекордсменом фестиваля оказался Михаил Филиппов. Он не только получил Гран-при за Еврейский музыкальный театр (разделив его с Андреем Боковым за здание компании "Самсунг" в Гнездниковском переулке), но и шесть других престижных наград. Наш корреспондент ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН взял интервью у МИХАИЛА ФИЛИППОВА.
— Вы выиграли, что называется, с треском, завоевав массу призов Союза архитекторов плюс награды Союза дизайнеров, Академии архитектуры и т. д. Причем это происходит второй раз подряд: на прошлогоднем "Зодчестве" ваш успех был не менее оглушительным. Вам самому это не кажется странным?
— Да нет, почему?
— "Коммерсантъ" публиковал почти все ваши объекты, причем чаще всего первым.
— И это правильно. Меня всегда удивляло, почему отделы культуры газет либерального, даже праволиберального толка обожают искусство левого эксперимента, всякий мусор, отходы и эпатажные хепенинги...
— Может быть, для того, чтобы, так сказать, "буржуазно социализовать". Но в отзывах на эти публикации я все время слышал: но Филиппов, он же маргинал, что вы с ним носитесь? И действительно, ваша идея продолжения классики маргинальна. Вы не лучший в ряду, вы просто из другого ряда. Я поэтому и спрашиваю: не странно ли вам, что вас все премируют и премируют?
— Классика не может быть маргинальна. Она всегда центральна. Может быть, она сегодня не в моде, но с точки зрения тысячелетней традиции это "сегодня" не особенно заметно. А потом — как не в моде? Есть ведь лужковская Москва.
— Ну, от архитектуры "Охотного ряда" вы сильно отличаетесь. А кстати, вы можете сами определить чем?
— Это же очевидно. Из традиции здесь делают потребительский продукт. Я недаром спросил вас про "левое искусство". Вы как-то легкомысленно сказали про его социализацию — дело же не в этом. Дело в том, что линия "большого искусства" в ХХ веке живет только в авангардной традиции, а все традиционное искусство утратило эту перспективу.
В лужковском стиле есть поразительное профанационное единство живописи Шилова, ваяния Церетели и архитектуры Посохина — все это историзм для потребителя, здесь невозможно говорить о пропорциях, пространстве, материале, просто о пластической красоте. Архитекторы лужковской Москвы приставляют колонны к зданию, чтобы обыватель счел их похожими на старые. Маргинальность моей позиции, если принимать ваш термин, заключается в том, что я хочу вернуть классике смысл "большого искусства". Цель моих работ не в том, чтобы это было похоже на старину. Я хочу достичь того же художественного качества, которое было. Поймите, колонну не надо приставлять к зданию из идеологических соображений, их все равно никто, кроме вас, критиков, из колонны не вычитает. Единственный смысл обращения к ордеру в том, что это красиво. Я хочу, чтобы сама категория красоты вновь была возвращена от потребителя к "большому искусству".
— Звучит довольно утопично.
— Нет, это совершенно реальная задача. Я пытаюсь ее реализовать, и интересно, что сама попытка порождает признание. На том же "Зодчестве", но и вовсе не только. Конечно, приятно, что меня два года подряд называют лучшим в России, а до того я вообще-то выиграл пять международных конкурсов. Но дело совершенно не в этом. То, что на ту же лужковскую колонну есть спрос — это примечательно. Есть заказ на красоту, просто мастера не умеют этого делать. Так долго не может продолжаться — культура должна на это отвечать.
— Ну нельзя же всерьез ставить на желание нувориша жить красиво.
— Почему это нельзя? Вы помните, как Вазари описывает проторенессанс? Вазари, между прочим, автор самого термина "ренессанс". Гвельфы, "новые итальянцы" — тоже, кстати, "ренессансный" термин, варварское богатство, дикость, нулевая культура заказчика — в государстве творится вообще черт знает что, и при этом — всеобщее необъяснимое стремление к красоте. К пластике. Между прочим, Вазари ругается по поводу проторенессансной архитектуры почти как вы по поводу лужковского стиля. Только обаятельней. Мне кажется, сегодняшнее время — это нечто переходное, вроде проторенессанса. Знаете, если взять, скажем, проспект Калинина и ту архитектуру, к которой я стремлюсь, то лужковский стиль — это точное среднее арифметическое между нами. Переходный этап.
— То есть впереди у нас Высокий Ренессанс. Довольно оптимистическое заявление на фоне происходящего кругом кризиса.
— А вы знаете, что было между проторенессансом и Высоким Возрождением? Великая Чума.