Венецианская публика капризна и склонна к эстетству. Однако и она замирает от блеска голливудских звезд. Когда после расхлябанных старлеток перед народом появляется натянутый как струна, контролирующий каждое движение Майкл Дуглас, не возникает противоречия с его образом на экране. Такого властелина жизни, умеющего, не теряя достоинства, становиться жертвой роковых соблазнов, актер блестяще сыграл в постхичкоковском триллере "Совершенное убийство". После просмотра МАЙКЛ ДУГЛАС ответил на вопросы корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА.
— Ваши персонажи — это обычно люди истеблишмента, которые оказываются в маргинальной, даже криминальной ситуации. Им присущ некоторый оппортунизм. В отличие от своего отца Керка Дугласа вы не играете Спартака ни в классическом, ни в современном варианте. Ваши герои столь же значительны, но они другие, их мужественность размыта темными страстями, и подбородок у них не столь волевой.
— Да, человек, замышляющий убийство своей жены, вряд ли может считаться классическим американским героем. Меня часто упрекают, что я играю мужчин с двойным, темным дном — так сказать, плавающих типов без четкой морали. Исключение за последние годы составляет, пожалуй, лишь "Американский президент", но это романтическая комедия. Я бы хотел сыграть настоящего героя, но что-то не вижу таких в реальной жизни. Мой отец говорил, что во время войны были хорошие и плохие парни. А я формировался уже во времена войны вьетнамской, в эпоху кризиса ценностей. И я описываю эту серую, темную зону. Впрочем, я всегда стремлюсь к тому, чтобы мои фильмы были разными, но обязательно хорошими. В "Совершенном убийстве" я сыграл принца тьмы, возможно, мой следующий фильм будет романтичным и сентиментальным.
— Как вы сочетаете профессии актера и продюсера?
— Актерство — акт безответственный, это притворство. Актер — ребенок, живущий внутри каждого из нас. Продюсер — это отец. Продюсерство — акт взрослый и ответственный. Первое — удовольствие. Второе — долг. Актер концентрируется только на своей роли, продюсер должен продумывать каждый шаг во всех направлениях. Я люблю этот вызов, этот элемент риска. Он создает некоторый противовес актерству: само по себе оно могло бы превратиться в постыдное дело для мужчины моего возраста, но сегодня я наслаждаюсь им более чем когда-либо. Между двумя профессиями существует парадоксальная взаимосвязь.
Продюсерская карьера сложилась у меня из-за отсутствия интересных ролей: тогда я сам решил их себе предлагать. Но делал это далеко не всегда. И когда понял, что взялся одновременно за слишком много проектов, где мне как актеру нет места, решил сократить размах своей деятельности и вернуться к актерству.
— Ваш первый продюсерский успех связывают с фильмом "Полет над гнездом кукушки" Милоша Формана.
— К тому времени я сыграл в двух-трех фильмах и надолго погряз в телевизионных сериалах. Нет худа без добра: я научился работать быстро и получил финансовую самостоятельность в выборе проектов. С тех пор я всегда делал фильмы, которые хотел делать, а не которые мне заказывали. Я понял также, что быть сыном знаменитого человека означает, что процесс поисков самого себя затягивается. Мой отец продал мне права на экранизацию "Кукушки", чтобы дать возможность безработному актеру сделать что-то существенное. Никто не хотел браться за этот проект, который казался некоммерческим, а мы с Солом Заенцом считали, что обязаны сделать эту картину. Решили снимать в реальной психбольнице в Орегоне, хотя все убеждали нас, что дешевле будет оборудовать павильон в Лос-Анджелесе. Но мы верили, что достоверность атмосферы придаст убедительности и характерам, и всему фильму. Мы оказались правы, а "Оскар" придал мне уверенности. Я научился доверять своему инстинкту в критических ситуациях.
— "Основной инстинкт" и "Роковое влечение" — два знаменитых ваших фильма. В "Совершенном убийстве" говорится, что ревность — распространенный мотив убийства, но это мотив номер два. Мотив номер один — деньги. Что же является основным инстинктом?
— Инстинкты трудно анализировать. Но есть вещи, которые на экране привлекают нас помимо воли. Мой герой Стивен Тэйлор — первый негодяй, которого я сыграл после принесшей мне второго "Оскара" роли в "Уолл-стрит", и было интересно подвергнуть ревизии этот тип. Я всегда считал, что "плохой парень" — самый интересный персонаж в любом фильме.
— Вы дружны с родителями своей партнерши Гвинет Пелтроу, и ее отец после съемок спросил у дочери: "Трогал ли он тебя?"
— Это всегда проблема, когда у родителей дочь становится актрисой и как складываются ее отношения с друзьями родителей. Но в этом и прелесть нашей профессии. Думаю, мы с Гвинет создали на экране прекрасную пару.
— Что такое для вас Италия?
— Люблю итальянскую еду, люблю итальянцев. Здесь нет духа конкуренции и ценят все хорошее. С точки зрения американцев, Италия — наиболее комфортная страна Европы. Для моего поколения очень много значил Джон Кеннеди. Вскоре после его убийства я впервые приехал в Италию и был тронут, что отель в Бари был назван его именем. Но есть еще и великая история этой страны и великая история ее кинематографа: Антониони, Висконти, Бертолуччи. Но я бы не стал адаптировать итальянский фильм в Америке: всегда важно время и место.
— Куда вы вкладываете деньги?
— Распоряжаюсь деньгами довольно консервативно. Но денег стало в последнее время очень мало, так как я развелся и, стало быть, сейчас свободен.
— Что вы скажете о своей новой роли посла мира ООН, которую вы делите с Энрико Масиасом, Лучано Паваротти и баскетболистом "Мэджиком" Джонсоном?
— Я стараюсь чуть меньше говорить о кино и чуть больше о проблемах... Ну, скажем, о ядерной опасности, чему был посвящен мой фильм "Китайский синдром" почти 20 лет назад. Для меня эти вещи значат не меньше, чем два "Оскара".