70 лет Штокхаузену

Карлхайнц Штокхаузен: демократия загоняет искусство в подполье

       Исполнилось 70 лет самой яркой персоне мирового музыкального авангарда — композитору, звукорежиссеру, постановщику, музыковеду-философу КАРЛХАЙНЦУ ШТОКХАУЗЕНУ. В день своего юбилея он дал эксклюзивное интервью корреспонденту Ъ ДМИТРИЮ Ъ-УХОВУ.
       
       — Как уживаются творчество и бизнес? Вы директор и владелец издательства "Штокхаузен", в котором издаются все ваши партитуры.
       — С 1975 года я сам публикую партитуры своих произведений. Оригинал рукописи или ее компьютерный вариант (который готовит мой английский сотрудник) поступает в типографию и там печатается. Партитуры находятся на складе. Дорогие партитуры продаются по три-четыре экземпляра в год, хотя на многие спрос раз в десять выше. Наиболее продаваемые вроде "Зодиака" (напомню, это сочинение может быть исполнено на любых инструментах) — 130 экземпляров в год. Подготовку партитур к изданию я оплачиваю за счет доходов от исполнительской деятельности — я очень часто дирижирую, выступаю как звукорежиссер. Эта работа позволяет мне зарабатывать достаточно, чтобы подготовить партитуры к изданию. А то, что я получаю от исполнения моих произведений на радио или в концертах, позволяет мне оплатить типографию.
       — Как вы думаете, влияют ли экономические процессы в стране прямо или косвенно на искусство? Вы были в СССР. Считаете ли вы, что политические изменения как-то повлияли на музыкальную культуру?
       — Как обстоят дела в России, я не стал бы судить. Но мне кажется, что теперь в России, так же как в других так называемых западных странах, решающим является мнение большинства. Конечно, не так, как в Китае, но так, как на Западе или в Японии. И когда такая демократия становится "прибором для измерения" процессов, происходящих в искусстве, тогда, конечно, немногое в искусстве возможно. Поскольку продукт массового потребления диктует, куда вкладывать деньги, то есть в то, что интересует массы. А то, что принадлежит более узкому кругу, например знатокам и любителям музыки,— все это политикам становится совершенно неинтересно.
       Так что в демократическом обществе процесс развития искусства протекает, если так можно выразиться, в подполье. Оно практически не получает поддержки ни со стороны государства, ни со стороны властей предержащих вообще.
       — Двадцать лет назад вы сформулировали принципы мировой музыки. Вы удовлетворены тем, как подается этническая музыка в СМИ?
       — Нет, мне совсем это не нравится. Я думаю, что фольклорная музыка разных стран должна исполняться, а не только распространяться на пластинках, и по-возможности только в оригинале. То, что сегодня происходит на планете, я считаю настоящим грабежом. Из фольклора разных народов крадут всего понемногу и склеивают одно с другим без разбору. И совершенно безосновательно выдают это за world music.
       — Как вы относитесь к тому, что в современной музыкальной культуре (например, техно) можно обходиться без классического музыкального образования?
       — Я думаю, музыка — это не только искусство. На протяжении почти тысячи лет музыка являлась наукой. Музыка приравнивалась к астрономии и математике. Я не уверен, что сегодня без знания процесса развития музыки последнего тысячелетия музыкант может развиваться. Если вы имеете в виду, что есть молодые музыканты, которые к таким знаниям безразличны, это правда. Но так быть не должно. Музыкант, который создает новое музыкальное искусство, должен безукоризненно владеть знаниями о современной акустике, об истории музыки, о важнейших этапах ее развития. И, безусловно, знать лучшие произведения прошлого.
       — Карлхайнц Штокхаузен — единственный композитор — современник "Битлз", чей портрет помещен на обложке их легендарного альбома "Sergeant Pepper`s Lonely Hearts Club Band". В свое время два ваших сочинения "Ceylon" и "Bird of Passage" были изданы фирмой, специализировавшейся на рок-музыке. Ваши сыновья, Маркус и Симон, занимаются джазом и рок-музыкой. Как вы к этому относитесь?
       — Среди моих произведений (а их сейчас 280) нет ни одного, которое звучало бы как поп-музыка. Пожалуй, только "Зодиак", наверное, самое "народное" из моих сочинений. Но и оно довольно сложное.
       Что же касается моих сыновей... Я хорошо понимаю то, что они делают. Они оба прекрасно знают настоящую музыку, вернее, традиционную классическую музыку. Поэтому я отношусь к их пристрастиям скорее положительно, чем отрицательно... Давайте оставим тему поп-музыки. У нее совсем другая задача. Но все-таки, по-моему, поп-музыкантом быть лучше, чем, например, футболистом.
       — Вы согласились бы еще раз приехать в Россию, если представилась бы такая возможность?
       — В любое время. Только что я проводил курс по композиции в Кюртене, небольшой деревне, где я живу, для 130 слушателей, и среди них было немало русских. Но я вместе с тем отдаю себе отчет, в том, сколько платят в России музыкантам, какие проблемы возникают с расходами на транспорт и тому подобное. Единственные концерты в МГУ на рубеже 1991 года оплатило немецкое правительство. Поэтому, если у русских найдутся деньги, я сразу приеду.
       — Вспоминаете ли вы гастроли в СССР? Что именно вам запомнилось?
       — Все. Начиная с того момента, когда в аэропорту меня встретили музыканты с дудочками и барабанчиками — это было очень симпатично — до продолжавшейся до поздней ночи дискуссии с молодыми музыкантами. Постоянные беседы между репетициями. Потрясающий прием в Союзе композиторов. Я должен сказать, что публика была в МГУ очень вдохновленная, "пламенная". Все охранялось милицией, но я видел, как люди проползали под ногами других слушателей. Никогда в жизни я не получал столько подарков, хотя тогда в Москве действительно были проблемы с деньгами. Каждый вечер на сцену бросали букеты, много цветов. Я потом зашел в магазин, увидел, как дорого стоили цветы. Все это меня так тронуло, до слез. Невозможно словами передать, как много положительных эмоций у вашего народа. Я этого никогда не забуду.
       — И последнее. Задайте себе тот вопрос, который вы хотели бы услышать и который, как правило, никто не задает?
       (Единственная пауза.)
       — Личность ли Бог? Этот вопрос я задаю себе почти каждый день. Я глубоко верю, что Бог — это не просто все галактики, все материи, которые мы сегодня можем измерить с помощью современнейшей астрономии. Я глубоко уверен, что когда-нибудь все-таки смогу испытать что-то такое, что даст мне возможность убедиться в том, что Бог — личность.
       
       Интервью подготовлено при содействии Немецкого культурного центра имени Гете в Москве и личном участии руководителя культурных программ г-жи Моники Холлахер.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...