Киевское издательство "А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА" выпустило том прозы Бруно Шульца. Дословно книга называется так: "Цинамонові крамниці та всі інші оповідання в перекладі Юрія Андруховича" — издатель по понятным причинам делает акцент и на полноте собрания, и на харизме переводчика. Рассказывает ИННА БУЛКИНА.
Литература\Проза
Автор "Коричных лавок", в самом деле, представлен в новом издании с исчерпывающей полнотой: в книгу вошли все известные на сегодняшний день новеллы Бруно Шульца. Юрий Андрухович — не первый их переводчик на украинский язык и, очевидно, не последний: эта изощренная проза всегда будет провоцировать переводчиков невероятной трудностью задачи. Ее нельзя пересказать, в ней нет видимого сюжета, она живописно избыточна и аутично замкнута на языке. Учитель рисования из Дрогобыча, писавший на польском и немецком, не рассказывал истории, но создавал некую словесную ткань, пестрый многоцветный ковер, и, подобно архаичным узорам ковра, его словесные узоры призваны не показывать видимое, а, наоборот, обнаруживать невидимое, завораживать. Кажется, Андруховичу удалось это передать лучше чем кому бы то ни было, и если ставить его опыты в один ряд с известными и доступными нам переводами Шульца на русский, то прежде всего вспоминаются не культовые, утомительно цветистые и блестящие, как стразы Сваровски, "Коричные лавки" Ассара Эппеля, а недооцененные переводы Леонида Цывьяна с их скрытым музыкальным ритмом.
"Текст Дрогобыча", созданный Бруно Шульцем, принято сравнивать со всеми изобретенными в ХХ веке литературными городами — от Дублина Джойса до кафкианской Праги. И точно так же в разговоре о "Коричных лавках" принято вспоминать потерянный детский рай Пруста. Все так и есть: Бруно Шульц органично вписывается в историю европейского модернизма, в свою очередь прописав в ней заштатное местечко с его странной историей. Краткий расцвет Дрогобыча, бывшего несколько десятилетий нефтяным Эльдорадо, к моменту рождения писателя уже минул, город впал в летаргический сон, и именно Шульцу выпало изобразить его как потерянный галицкий рай, сделав фактом литературы. История этого города трагически срифмовалась с биографией самого автора. Его гибель ("Я убил твоего еврея!" — сказал, застрелив Шульца на улице, гестаповец Гюнтер гестаповцу Ландау) совпала с гибелью еврейско-польского Дрогобыча, и потерянный детский рай Бруно Шульца мы читаем сегодня едва ли не как метафору утраты старого восточноевропейского мира. Этот мир затонул, как Ноев ковчег, со всеми народами, языками и культурами, его населявшими. В сегодняшнем Дрогобыче, пережившем как минимум две национальных унификации — фашистскую и советскую, есть памятник Степану Бандере и советским воинам-освободителям, но нет памятника самому знаменитому его уроженцу. Попытка Юрия Андруховича возродить Бруно Шульца для новой украинской культуры сродни его же попыткам вернуть украинскую литературу в русло европейского модерна. Возможно, это утопическая цель, но за попытку — спасибо.