Выбор Игоря Гулина

Чонгулек. Сонеты и песни. Тексты, написанные без ведомства автора

Автор: Павел Гольдин
Издатель: Арго-Риск

В современной русскоязычной поэзии у живущего в Симферополе Павла Гольдина, наверное, самая экзотическая внелитературная профессия. Он — дельфинолог, и его стихи плотно заселены водными млекопитающими: тюленями, русалками, утконосами, морскими коровами — существами, нарушающими грань между холодным и теплым, земной и водной жизнью, живородящим и яйцекладущим. Новый небольшой сборник "Чонгулек" — более эклектичный, чем выходившая три года назад книга "Хорошая лодка не нуждается в голове и лапах". Поначалу кажется, что Гольдин жертвует своей очень узнаваемой иронично-сказочной манерой ради игры с разными интонациями повествовательной линии русской поэзии. Но вскоре понимаешь, что присутствие чужих голосов здесь — не просто стилевые поиски, а важный момент.

Все тексты Гольдина — о мутациях: животных, предметов, исторических персонажей (в новой книге Герман Геринг — грустная птица, Жанна Д'Арк — изобретательница клонирования, Петр I — сначала еврей, потом личинка насекомого), о странных чудесах, делающих проницаемыми географические, временные, смысловые границы. Происходящие в его стихах сдвиги вещей друг в друга — проявление любви между абсолютно разноприродными явлениями. Корпус текстов Гольдина — своеобразные "Метаморфозы", каталог изменений, формирующих из знакомого мира мир невиданный. Эти бесконечные преображения носят в его стихах отчетливо телесный характер. Гольдин — редкий автор, не читающий тело как вместилище символов. Напротив, саму культуру он воспринимает как тело, каждую живущую в ней историю — как небольшой организм, а значит — носитель непостоянства. В новой книге такие мутации сильнее, чем раньше, затрагивают сам язык. Читатель наблюдает, как знакомые ему голоса — от модернистских классиков до современных поэтов — теряются, оказываются в состоянии смысловой левитации. Здесь нет и намека на пародию, просто исследование Гольдина о способности тел к изменениям перешло на новый уровень — добралось до тел самой поэзии.

"Подтаял мед в Мелик-Чесме, / и пухнут медью шишки / на магнолиях в Синопе. / Гнилой кожурой с осени / завален келасурский пляж. / Горек апельсин памяти / и бледен артишок неизвестности"


Сестра Моника

Автор: <Э. Т. А. Гофман>
Издатель: Kolonna Publications

Угловые скобки в имени автора — неспроста. Порнографический роман о жизненном пути монахини Моники вышел в Германии в 1815 году анонимно. Приписывать Гофману его стали уже в XX веке — в основном из-за сходства с книгой-одногодкой, первым романом самого Гофмана "Эликсиры сатаны". Был ли на самом деле великий немецкий романтик автором книги о Монике, до сих пор неизвестно. Как бы то ни было, сходство это скорее внешнее. Если гофмановский роман про порочного монаха — страшная готическая история, вполне серьезный философический трактат, то "Моника" — либертинная безделка, упражнение в неприличных стилях и одновременно — пародийный набор штампов из всей европейской литературы рубежа XVIII и XIX веков. Главная героиня исповедуется в эротических похождениях сначала своей бабушки, потом — матери, потом — своих собственных. Участвуют благородные рыцари, благочестивые монахи, просвещенные интеллектуалы, таинственные авантюристы и воспитатели юных душ. Все они питают особенный вкус к порке, но и другими наслаждениями не брезгуют. Воспринимать "Монику" подряд немного утомительно, но в малых дозах она доставляет изрядное веселье фрагментами в духе: "Полковник, ты молвишь, словно ангел,— воскликнула в упоении моя мать, сорвала с себя нагрудную косынку и прижала лицо супруга к своей вздымающейся от восторга груди, расстегивая при этом ему штаны; она подвернула ему рубашку и мягкими пальцами подняла колосса на месте холодного и необрезанного Саваофа его храма". К тому же дочитать "Монику" стоит из-за завершающего книгу очень остроумного эссе "Немецкая порнография" одного из переводчиков романа, филолога и писателя Александра Маркина.


Пи*ец, сказал отец

Автор: Джастин Халперн
Издатель: Corpus

Книги, составленные из записей в личных блогах, уже привычны даже для русского читателя. Но собрание крохотных рассказов Джастина Халперна ощущается пока что как вещь довольно экзотическая. Дело в том, что оно представляет собой немного переработанный твиттер писателя. В 2009 году вследствие неурядиц в личной жизни 29-летний Халперн переехал к родителям. Огромную часть времени он проводил с отцом — ворчливым стариком с редким пристрастием к обсценной лексике. В какой-то момент писатель стал выкладывать бесконечные прибаутки и ворчалки своего папы в твиттер. Аудиторией поначалу были друзья, сами знакомые с Халперном-старшим, но неожиданно комические наставления старика оказались невероятно популярны. Вышедшая же в 2010 году книга 50 недель держалась в первой строчке нонфикшн-бестселлеров по версии The New York Times. Ее герой Сэмюэль Халперн — это Ходжа Насреддин, изъясняющийся в манере Чарльза Буковски, притягательный для читателя скорее не мудростью, а легким топтанием на нормах повседневного общения, добродушной неприличностью — простой вещью, которую мало кто может себе позволить.

Я пришел к тебе, Бабий Яр... История самой знаменитой симфонии XX века

Автор: Евгений Евтушенко
Издатель: Текст

Новая книга знаменитого шестидесятника — немного странного жанра: отчасти — воспоминания с приложением документов и фотографий, отчасти — тематический сборник стихов. У книги три равноправных темы. Первая — сама трагедия расстрелов в Бабьем Яру и ее полулегальное положение в советском сознании периода после кампании по борьбе с космополитизмом. Вторая — знаменитое стихотворение Евтушенко 1961 года, собственно, прорвавшее этот уговор молчания. Третья — написанная на стихи Евтушенко Тринадцатая симфония Шостаковича. Относительно недавние воспоминания обрамляются и перемежаются поэтическими текстами разных лет — от 1950-х до 2000-х, так или иначе связанными мотивами музыки и еврейской темой ("Основа чести и морали / в том, что, единые в строю, / еврей и русский умирали / за землю общую свою"). Стихи Евтушенко здесь, конечно, интересны не сами по себе, а как штрихи к портрету человека, настойчиво пытающегося говорить о том, что в обществе считается запретной темой. И как бы ни относиться к их автору, его мемуары представляют интерес именно как памятник этой настойчивости.

Наблюдатель. Очерки истории видения

Автор: Михаил Ямпольский
Издатель: Мастерская СЕАНС

Среди самых приятных тенденций в российском книжном мире недавнего времени — небольшая волна переизданий гуманитарной литературы последних десятилетий. Так, неожиданно важным событием стало второе издание книги очерков Михаила Ямпольского "Наблюдатель". Культуролог, философ и киновед, автор книг о Данииле Хармсе и Кире Муратовой, Ямпольский — одна из самых значительных, как по диапазону исследований, так и по глубине, фигур русской гуманитарной мысли. Его "Наблюдатель" впервые вышел в 1998 году, но тексты здесь в основном более ранние, 1980-х и начала 1990-х. Так что для первого знакомства с манерой Ямпольского он, возможно, подходит более всего. Это книга о зрении, но оно в трактовке ученого вещь скорее не визуальная, а интеллектуальная. Именно то, как смотрит человек новейшего времени, XIX и XX веков, определяет то, кем он себя осознает. Собственно, заглавный "наблюдатель" — своего рода тайная профессия этого человека, а книга — его извилистая биография. При всей внешней строгости стиля культурологические исследования Ямпольского — это очень метафорическая, поэтическая наука, в которой вдохновения точно не меньше, чем метода.

Заводная

Автор: Паоло Бачигалупи
Издатель: Астрель

Сорокалетний Паоло Бачигалупи — одна из главных новых звезд американской фантастики последних лет, лауреат уже почти десятка премий. "Заводная" 2009 года — его первый и пока что самый популярный роман. Жанр, в котором работает Бачигалупи, называется биопанк, по аналогии с киберпанком: описание будущего, в котором главные проблемы создают биологические технологии. XXIII век, на всей планете запасы органического топлива подошли к концу, поезда водят слоны, свирепствуют новые болезни, миром же владеют те, кто имеют доступ к биотехнологиям — а значит, к еде и смерти. Посреди всего этого хаоса в переживающем крайне смутное время Таиланде встречаются нечистый на руку представитель крупнейшей западной биокорпорации Андерсон и бездомная японская девушка-робот Эмико. История их отношений оказывается не только любовной, но и политической.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...