Садами и огородами
Известнейший российский скульптор Вячеслав Клыков во второй раз открыл памятник императору Николаю Александровичу. Первый памятник был поставлен в районе города Мытищи и взорван в прошлом году бойцами РККА, организации комсомольцев-хулиганов. Новый император стоит в частной усадьбе и в этом смысле защищен лучше прежнего.
Любого критика учат, что памятник нельзя воспринимать отдельно от того места, где он стоит. Любому некритику это понятно без обучения — будь, скажем, Ленин с Октябрьской площади перенесен куда подальше, он много проиграл бы в своей величественности. Новый памятник Николаю Александровичу Романову расположен в поразительном месте.
Вы въезжаете в древний город Подольск и начинаете опрашивать население. "Простите, бабуля, а где тут у вас император?" Никто не знает. И смотрят то как на сумасшедшего, то как на диверсанта засланного. Подозрительно. Ленин, дескать, есть у нас, на главной площади стоит, а графьев с императорами мы еще в 18-м году... Наконец, чуть не шепотом говорят: "Вы к казакам съездите, у них спросите, но — знать не знаем, ведать не ведаем..."
Приезжаешь в Казачью слободу. Даже не верится, что такое бывает. Ширина улицы не позволяет разъехаться двум мотоциклам. Постройки демонстрируют самую неожиданную инициативу масс по воровству стройматериалов в период развитого социализма. То есть из всего стены — от пенопластовой упаковки до дорожных указателей. По этому гетто бродит "в зюзю" люмпен, зримо демонстрирующий, что наделала с казаками советская власть. Словами они не могут объяснить, где у них тут император. Но высылают в подмогу мальчонку. Он везет по улочкам, поминутно поворачивая, пока не проедешь весь этот Шанхай. И на самом заду, куда ни пройдешь ни проедешь, там... Там стоит император.
Рядом с императором — церковь, за церковью — огромный замок, к нему ведет ущелье, в глубине его — сауна. Император из всех этих предметов самый мелкий. Объясняют тебе: все это хозяйское. Хозяина зовут Владимир Павлович, а фамилия его самая казацкая — Мелихов. И вот он построил этот дворец, церковь и памятник сделал царю-батюшке.
В принципе известно, что московские новшества до провинции доходят долго, но чтобы так... Абсолютно ясная и несколько идиллическая картина в духе "Солдата Чонкина" Войновича. Вовсю жива советская власть. Рабочая слободка. Народ тихо спивается. На задах, чтобы никто не увидел, тайный поклонник императора спрятал себе его памятник, храм поставил и грехи наши замаливает. А народ знает о хозяине-праведнике, но молчит до времени.
Чем дольше там ходишь, тем больше поражаешься глубокой парадоксальности ситуации. Вячеслав Клыков — художник глубоко государственного свойства. Он старается воссоздать искусство в духе "православия, самодержавия, народности", скульптуру, по духу, стилю и художественной выразительности максимально близкую к храму Христа Спасителя Тона. Но вот ведь как бывает — такое прямо рассчитанное на политику сегодняшних московских властей искусство в Москве места себе не находит, а прячется в где-то в садах и огородах.
Но, с другой стороны, по некотором размышлении понимаешь: самое ему там место. При всей официальности языка скульптора — неподвижности его фигур, фронтальности композиций, особом внимании к орденам, медалям и "форменным отличкам" — есть в нем одна особенность, которая делает его удивительно уместным в этом окружении. Народность он понимает в духе известной фольклорности образов, так что они представляют собой какую-то смесь памятника "Трехсотлетию дома Романовых" с дымковской игрушкой.
Вот и император — и мантия у него величественная, и скипетр с державою, и даже нимб над головой, а все равно на стойкого оловянного солдатика похож. Выражение лица — сурьезное, ножки — коротенькие, одну воинственно так вперед отставил, того и гляди, топнет. Одно слово — царь. Из пластилинового мультфильма.
Плюс к тому очень удачный размер, в небольшой человеческий рост. Каждому, кто путешествовал по Руси, знакомы деревенские скульптуры Ленина, сработанные неведомым халтурщиком и окрашенные "бронзянкой". Вот буквально один к одному и по цвету и по размеру клыковский император. Видимо, остались еще от советской власти запасы той ленинской "бронзянки".
Есть в императоре поэтому что-то очень органичное, подмосковное, колхозное. В связи с чем возникает следующая реконструкция клыковской художественной программы. Ведь при советской власти как было — в Москве стоит большой хороший Ленин, а по городам и весям много маленьких похуже. Тот император, которого скульптор изготовил тайному подольскому монархисту,— типичный экземпляр из отряда "маленьких и похуже". Но можно таких отлить побольше, заставить ими Подмосковье, и тогда уж в Москве, в самом центре, поставить такого Николая, чтобы Церетели с Петром тошно стало.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН