Российский фонд — посредник между нуждающимися и готовыми помочь. И тех, и других немало
ЛЕВ Ъ-АМБИНДЕР
Российский фонд помощи был создан осенью 1996 года. Он действует как посредник между людьми, которые оказались в беде, и людьми, готовыми им помочь. Фонд получает письма-просьбы и после тщательной проверки публикует их. Вы звоните в фонд, получаете адреса, банковские реквизиты и лицевые счета тех, кого хотите поддержать, и дальше действуете самостоятельно.
Многих это удивляет.
На днях меня сильно достал один телефонный Дед. "Не приходилось ли вам задумываться,— строго так спросил он,— о происхождении этой анонимной помощи? Ну хотя бы для себя вы ответили на вопрос: а почему ваши помощники-анонимщики сплошь отказываются назваться?!"
Я обещал подумать и положил трубку. Бывает.
Нам звонят часто и по разным поводам. Случается и по пустякам. Но больше по делу. Собственно, вся деятельность фонда — это телефонная да редакторская канцелярско-рутинная работа с почтой. Проверки писем при помощи местных администраций, выяснения банковских реквизитов клиник, телефонных станций, заводов-поставщиков, торгующих компаний, выбивание гарантий ("А что, если наши читатели перечислят вам деньги для Галактиона Апполинарьевича, вы точно ему сделаете операцию,.. установите квартирный телефон,.. отпустите клавиши YAMAHA PSR 510,.. мотоблок именно Минского тракторного завода,.. инвалидную коляску модели наверняка М-700?.." и т. д.— в зависимости от просьб наших бедолаг). Сами того не подозревая, мы, чисто журналистская поначалу организация, сейчас, через два года после первых публикаций фонда в журнале "Домовой", превратились для тысяч людей в "инстанцию". Хотя у нас даже расчетного счета в банке нет. В этом, кстати, и главный принцип: Российский фонд — лишь посредник между нуждающимися и готовыми помочь.
Уже потом я поймал себя на мысли, что даже не удивился звонку и тону телефонного Деда. Только подумалось: не иначе как персональный пенсионер союзного значения и явно знает толк в подобных разговорах. Тон был старорежимный, точнее — партконтрольный. Вот так же анонимщики прежде поучали в трубку газетчиков. Только в отличие от моих анонимов, одаривающих конкретных людей, те строчили доносы — и тоже на вполне конкретных соседей и коллег, подписываясь "Доброжелатель" либо "Защитник угнетенных". Мне еще повезло застать в прежних редакциях писания этих борцов с отдельными недостатками социализма.
А через час Дед позвонил вновь. И стало тоскливо. "Ну и что,— спросил он толстым сытым голосом,— надумали?" — "Чего надумал?" — не понял я.— "Как будете в прокуратуре ответ держать за эти черные анонимные деньги? — Дед словно резал по металлу.— Я документ уже составил. Потому что вы работаете с деньгами убийц и проходимцев".
Потом Дед звонил еще дважды. Он сообщил, что считает "акт пересылки денег моральным откупом негодяев", что находит наше занятие "форменным беспределом в отмыве бандитских денег" и что требует "от лица общественности" самоликвидации фонда.
Так и сказал: от лица общественности...
Вот только тут я удивился. Четырежды позвонивши, он ни разу не поинтересовался теми, кто нам пишет, кому помогают эти бесфамильные Иры, Лены, Елены, Елены Борисовны, Маргариты Александровны, Николаи, Надежды Петровны, Георгии, Вадимы, Татьяны, Ольги (и еще сотни так и оставшихся бесфамильными для читателей, а часто и для меня людей!). Ни одного вопроса об отчаянии писем, о страхе их авторов перед будущим. Об их вере в отзывчивость незнакомых сограждан. О надежде на лучшую жизнь.
И тогда я подумал: какого черта?! В чем мой благочестивый партДед может подозревать сотни москвичек, разославших по стране за два неполных года более двух тысяч посылок с добротными вещами, лекарствами, инструментом, но отказавшихся назвать свои фамилии? И чем провинился москвич, передавший $8 тыс. на лечение тяжелобольной чеченской девочке Сеперт, запретив публиковать даже свое имя? Или группа преподавателей одного из престижных вузов столицы, ежемесячно (!) в течение полутора лет (!!) передающая по $1 тыс. (!!!) в Республиканскую детскую клиническую больницу? Или русская семья из Прибалтики, анонимно оплатившая лекарства стоимостью свыше $20 тыс. саратовскому пареньку Славе Кирюхину? Или фирма, официально подарившая группе милосердия имени о. Александра Меня микроавтобус "Газель" за 78 тыс. рублей, но просившая не упоминать в печати ее названия?
Перечень наших анонимов можно, понятно, продолжать. За эти два неполных года только денег собрано и отправлено почти четыре миллиона деноминированных рублей. Постоянные подписчики "Коммерсанта", вероятно, помнят совместную (газеты и фонда) прошлогоднюю декабрьскую акцию помощи семьям трагически погибших горняков шахты "Зыряновская" в Кузбассе. Тогда осиротевшим семьям читатели перечислили 279 тыс. деноминированных рублей. При этом, кстати, выяснилось, что газета живет значительно дольше, чем один день, если задевает за живое. Номера лицевых счетов шахтерских вдов у нас запрашивали еще и два месяца спустя.
Впрочем, и наш аноним бывает разный. Редко, но случаются болтуны. Иной откликнется, наобещает с три короба, а назавтра забудет. (Об одной такой тяжелой истории рассказывает священник Георгий Чистяков на этой странице.) Обидно? Еще как. Но обвинять такого, в сущности, не в чем. Как говорится, не обязан. Да и не наше это дело — обвинять. Разве что посоветовать: уж если решился, то не тяни.
Большинство же помощников категорически не желают славы и благодарностей. (Даже денежные переводы многие подписывают нашим адресом.) Почему? И если не жажда славы и рекламы, то что ими движет, молодыми и не очень?
Мы с вами, мне кажется, знаем.
А Деду, похоже, уже не узнать. Он, кстати, так и не назвался.
Адрес фонда: 125252 г. Москва, а/я 50, Российский фонд помощи. Тел.: (095) 956-71-87, факс: (095) 956-22-09.