Гастроли балет
Звезды лондонского Королевского балета Алина Кожокару и Йохан Кобборг исполнили главные партии в "Спящей красавице" Кремлевского балета (редакция Андрея Петрова). Несмотря на разнообразные препятствия, артисты с мировыми именами не посрамили своей репутации, считает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Йохан Кобборг и Алина Кожокару — самые статусные участники растянувшегося на месяц проекта Кремлевского балета, в ходе которого в репертуарных спектаклях труппы выступают премьеры и примы разных театров мира. Для уточнения масштаба события: это все равно как если бы Брэд Питт с Анжелиной Джоли сыграли главные роли в одной из серий "Не родись красивой".
Впрочем, в отличие от блистательной голливудской парочки, репутация примы-балерины и премьера Королевского балета лишена всякого налета светскости: много лет их имена служат синонимом высочайшего профессионализма и удивительной человеческой скромности. Кроме сугубо танцевальных достоинств, оба обладают мощным актерским даром, усугубленным традициями английского балета, в котором талант потрясать сердца зрителей ценится выше умения лихо открутить 32 фуэте.
Российским любителям балета этот замечательный дуэт известен уже лет десять, а румынка Кожокару — и все пятнадцать, с тех пор, как 16-летней ученицей Киевского хореографического училища сверкнула на Московском международном конкурсе. Мариинский и Большой театры не раз приглашали Кобборга и Кожокару для участия в своих балетах, однако в России "Спящую красавицу" они не танцевали вместе еще никогда. Нельзя сказать, что этот факт произвел фурор среди столичной публики: шеститысячный зал Кремля зиял свободными местами, причем едва ли десятая часть зрителей знала, кого они пришли смотреть.
Убогую "Спящую" Кремлевского балета в целом описывать не стоит. Для такого грандиозного балета у явно бедствующей труппы нет ни сил, ни средств. Недостает не только кордебалета (отчего, например, в вальсе первого акта участвует вдвое меньше артистов, чем положено, а вместо необходимых детей пританцовывают фрейлины королевского двора), но и солистов сколько-нибудь приемлемого качества. Об оформлении тоже лучше было бы умолчать. Художник Бенедиктов, явно плененный художником Моне, затянул сцену сине-голубым маревом тюля, сгодившимся на все акты и все случаи сказочной жизни, а на авансцене поместил излюбленные им "античные" статуи — получилось, что принц Дезире охотится прямо в парке спящей принцессы.
Но оставим в стороне антураж — для приглашенных звезд важнее всего была музыка. И Симфонический оркестр имени Рахманинова под управлением Сергея Кондрашева представил ее в таком качестве, что Чайковского было трудно опознать. Однако дисциплинированные артисты, с трудом продираясь сквозь киксы и ляпы солирующих инструментов, самоотверженно следовали за дирижером. Даром что он то загонял темпы так, будто опаздывал на поезд (и смазал весь эффект диагонали пируэтов в "свадебном" адажио, в котором Кобборг по западной традиции подхватывал партнершу на "рыбку" одной рукой), то погружался в неуместную задумчивость, приступы которой особенно часто накатывали на маэстро во время прыжков и вращений.
Йохан Кобборг справлялся с эскападами дирижера без видимого труда: его двойные кабриоли, туры в воздухе, жете ан турнан, заноски были по-джентльменски корректны и элегантны. Особым совершенством формы поразил большой пируэт — и только долгий послужной список танцовщика заставлял вспомнить, что ему перевалило за сорок. Алину Кожокару — крошечную балерину с внешностью и телосложением подростка — в первом акте едва не сгубил костюм. Громоздкая пачка с рукавами до запястий и чрезмерно удлиненным лифом скрывала выразительность рук и укорачивала хрупкие балеринские ножки сантиметров на двадцать, заостряя внимание на стопах. А они — крупные, с большой "подагрической" костью — едва ли не единственный недостаток Алины. Впрочем, эти некрасивые стопы работают поразительно: сильно и гибко, как ладони рук,— таких мягких спусков с пуантов я не видела ни у одной балерины. Словом, уже к середине первого акта мастерство, музыкальность и обаяние Кожокару заставили позабыть о ее неудачном обмундировании.
Дополнительные трудности представляли для гастролеров партнеры по сцене: они решительно не желали реагировать на главных героев. А ведь для английских гостей роль и танец неразделимы: именно актерское мастерство выделяет этих танцовщиков из сонма балетных звезд. Йохан Кобборг способен даже пируэт скрутить с бергмановским психологизмом; Алину Кожокару боготворит сам Ноймайер, автор тончайших актерских спектаклей. В Кремле же английская Аврора, танцуя адажио с четырьмя кавалерами, тщетно искала взглядов своих женихов: те застывали истуканами, как только переставали исполнять свои прямые обязанности по поддержке балерины. Король с Королевой и бровью не повели, когда их дочь, уколовшись веретеном, жалобно показывала им пальчик, слегка удивились, когда смертельный озноб охватил ее тело, а когда принцесса упала замертво — не сделали к ней и шагу. Принцу Дезире досталось от феи Сирени: молодая Кристина Бурцева с улыбкой превосходства глядела сквозь него, точно опытная чиновница сквозь надоедливого просителя. Йохан Кобборг, правда, и сам перемудрил с актерскими задачами: в сцене охоты среди кукольных танцев своих придворных он так интенсивно отдавался тревожным предчувствиям, будто играл не принца Дезире, а какого-нибудь Людвига Баварского. Контраст гиперэмоциональных гастролеров и их равнодушного окружения производил комический эффект: будто живые люди играли психологический триллер в театре марионеток. Но и от этого их игра не утратила своей исключительности.