Ему хорошо и без кино
Шведский режиссер Ингмар Бергман, отметивший вчера 80-летие, не прикасается к кинокамере пятнадцать лет. Это не мешает ему оставаться одним из самых весомых культурных феноменов мировой культуры. Не исключено, что именно умение вовремя остановиться позволило Бегману сохранить реноме и выгодно отличает его от других мастеров большого стиля.
Создатель "Земляничной поляны", "Персоны", "Молчания" и представления о режиссуре как о жестоком и неутешительном психоанализе давно живет отшельником на острове Форе, не дает интервью, не приезжает за почетными пальмовыми ветвями в Канн и вообще не желает никого видеть. Литературное творчество, гораздо менее суетное и нервное, чем кино, все больше и больше нравится ему как средство самовыражения. Время от времени, выходя на балкон своей башни из слоновой кости, Бергман задумчиво объявляет, что, может быть, он еще поставит какой-нибудь спектакль, может быть, разрешит бывшей жене Лив Ульман снять фильм по его сценарию, и тогда весь мир вздрагивает: "Никак, старик развязал?" Впрочем, Бергман все менее и менее походит на старика, становясь все более элегантным. Отрастив небольшую щетинистую бороду, он похож сейчас не на прежнего большелобого упрямца, а на одного из рафинированных европейских актеров, не имеющих возраста.
"Интуиция проникает глубоко в темноту, и ты должен попытаться сознательно шаг за шагом проделать весь путь туда, где застряло копье интуиции",— говорил Бергман, слывший самодуром и занудой из-за того, что только интуиции своей всю жизнь и слушался. Самое горькое разочарование он испытал в десять лет, когда чуткие родители подарили его старшему брату кинопроектор, а сходившему с ума от кино Ингмару — плюшевого медведя. Но Бергман уже тогда умел добиваться своего и выменял проектор за горсть оловянных солдатиков. Вместо того чтобы покупать билеты в кино, он смотрел фильмы из будки киномеханика, а сэкономленные деньги откладывал для покупки нового, большого проектора.
Он всегда относился к своей изматывающей работе как к игре и, приходя на репетиции, чувствовал себя ребенком, достающим из шкафа игрушки и предвкушающим очередное развлечение. Хотя по его фильмам этого не скажешь — трудно представить себе что-либо более далекое от детского отношения к миру, чем мрачноватые и безнадежные, даже в самом искреннем веселье, бергмановские истории. Если в них и случаются улыбки, то это "Улыбки летней ночи", ночи, в которой невозможно разглядеть чужое лицо и отличить его от своего собственного. У Бергмана неустойчивы и опасны не только отношения между людьми — относительна и зыбка сама идентичность отдельной личности. Сохранить ее можно, только остановив кажущийся неостановимым ход своей жизни и оградив себя от мира — как это сделал Ингмар Бергман.
ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА