ГЛЕБ БАРАНОВ
Борьба денежных властей с финансовым кризисом напоминает войну с воображаемым противником. С осени прошлого года ЦБ и Минфин планируют свои операции, исходя не столько из реального состояния рынка, сколько из своих представлений о том, как должны себя вести патриоты. Такая тактика не слишком оправдывает себя даже на маневрах, а в боевых условиях практически неизбежно приводит к неприятностям.
Стараясь уменьшить давление на курс рубля, ЦБ непрерывно снижал ликвидность банковской системы, оставляя за скобками реальные причины снижения золотовалютных резервов. Это имело бы смысл в случае, если бы банки скупали доллары из каприза или от избытка денег. Однако уже осенью было очевидно, что первопричиной скупки долларов стала репатриация средств нерезидентами и вызванный падением цен на энергоносители дефицит платежного баланса. Сейчас об этом не говорит только ленивый, однако Центробанк так и не скорректировал свою политику.
Складывается впечатление, что в этой стране нет ничего более важного, чем удержание курса рубля на неестественной высоте. И ни астрономическая доходность ГКО, ни тающий индекс РТС вкупе с неприступно высокими кредитными ставками не имеют никакого значения в сравнении с этим. Даже тот факт, что Москва удостоилась сомнительных лавров четвертого по дороговизне города мира, не может поколебать уверенности денежных властей в правильности выбранного курса. Складывается впечатление, что упорная битва ЦБ за рубль носит не столько экономический, сколько мистический характер.
Во время войны бывает, что какой-нибудь малозначительный населенный пункт становится местом приложения всех сил противоборствующих армий. И впоследствии историки безуспешно пытаются объяснить, почему полководцы бросали в "котел" одну дивизию за другой вместо того, чтобы просто обойти укрепленный пункт. Могли ли, скажем, немцы обойти Сталинград? Могли. Почему же не обошли? Примерно по той же причине, по которой Центробанк борется за курс рубля.
При этом власти объясняют свое поведение тем, что девальвация приведет к неуправляемой инфляции и потере доверия к России. Однако на деле девальвация и инфляция — вещи напрямую не связанные, в противном случае, например в Японии, где курс иены снижается уже не первый год, давно бушевала бы страшная инфляция. Чего, несмотря на все проблемы японской экономики, пока не наблюдается. Что же касается доверия инвесторов к России, то трудно потерять то, чего нет. А значит, все эти соображения Центробанка — не более чем оправдания своей интуитивной уверенности в том, что рубль нельзя опускать.
В психологическом смысле война правительства и Центробанка за рубль напоминает ритуалы первобытных племен. А как иначе назвать денежную политику, при которой преодоление природных катаклизмов приобретает черты борьбы с неведомым, но грозным и коварным противником. Ведь именно злым умыслом безвестных международных спекулянтов Центробанк долгое время объяснял проблемы, возникшие на финансовом рынке.
В борьбе с воображаемым противником Банку России просто необходим был воображаемый союзник. И то, что МВФ согласился на эту роль, можно расценивать как большую удачу. $10-15 млрд, безусловно, укрепят последний бастион ЦБ. Однако пока, как и положено воображаемому союзнику, МВФ ограничивается более или менее расплывчатыми обещаниями в обмен на выполнение вполне жестких условий.
В борьбе за сохранение курса рубля России придется идти на новые жертвы. Ужесточение налогового бремени приведет к сокращению платежеспособного спроса, следствием чего должно стать сокращение ВВП и, вполне вероятно, затяжная депрессия. Ведь на приток иностранных инвестиций при нынешнем состоянии мировой экономики России вряд ли имеет смысл рассчитывать. Правда, давление на курс рубля может ослабнуть из-за сокращения расходов на импорт. А значит, у властей появится возможность рапортовать о том, что главный бастион удалось удержать. И то, что это достигнуто, по обычаю советских полководцев, ценой потери половины армии, никого волновать не будет.
Тем не менее мало кто задается вопросом: а что было бы, если бы ЦБ еще осенью провел девальвацию? Намного меньше, чем сейчас, доверять российскому правительству инвесторы наверняка не стали бы. И даже если бы нерезиденты продали столько же бумаг, сколько за последние месяцы, долларов им удалось бы вывести значительно меньше. К тому же и выводить их не было бы уже никакого смысла. При достаточно серьезной девальвации рубля вопрос о новой ее возможности или о неплатежеспособности правительства уже бы не возник. Ведь для финансового рынка вредна не столько девальвация, сколько ежедневное ожидание ее. Как говорится, с пола падать не страшно.
В результате мы имели бы конкурентоспособную на мировом рынке экономику и более здоровый финансовый рынок. Разумеется, пострадали бы фирмы, имеющие обязательства в валюте перед западными контрагентами. Нельзя было бы исключить и банкротства ряда банков. Однако нынешняя ситуация также не способствует здоровью банковской системы. И если сейчас отечественные фирмы несут убытки, не видя конца кризису, то в случае своевременной девальвации убытки, по крайней мере, были бы платой за быстрый выход из тупика.
Однако денежные власти сами себя загнали в тупик. Они провели такую мощную антирекламу девальвации, что сейчас практически любой россиянин знает, какое это страшное зло. И провести ее — значит объявить себя вредителем. Так что теперь чиновники пойдут на это лишь в самый последний момент, благо в их памяти еще жива быстрая расправа над руководством ЦБ и Минфина после обвала рубля в 1994 году.
Многомесячное ожидание девальвации рубля причинило России больший ущерб, чем нанесла бы сама девальвация