Гимн бывшего Советского Союза на слова С. В. Михалкова и Н. А. Некрасова звучит, как известно, так: "Однажды в студеную зимнюю пору сплотилась навеки Великая Русь. Гляжу, подымается медленно в гору великий, могучий Советский Союз". В этом году зимняя предрождественская традиция была продолжена, но на этот раз Великая Русь решила создать великий могучий славянский союз. Событие занимательное, хотя и неоднозначное. С одной стороны, приятно, что светлым духом рождественских дней прониклись даже прожженные верховные политики. Вспомнив слова ангельского хора "и на земле мир и в человецех благоволение", Б. Н. Ельцин, Л. М. Кравчук и С. С. Шушкевич, подобно волхвам Каспару, Мельхиору и Балтасару, пошли за Вифлеемской звездой прямо в чащобы Беловежской пущи, нашли там подходящий хлев и подписали тройственный союз.

        Как водится, это не всем пришлось по душе. М. С. Горбачев, вероятно, почувствовал, что точное повторение слов Георгия Иванова — "не изнемог в бою орел двуглавый, а жалко, унизительно издох" — это уже слишком, и стал горячо отстаивать союз в себе и себя в союзе, печально, хотя и без нажима, грозя отставкой.
        Флер легкой грусти тихой волной эфира доструился — минуя на сей раз загадочный Гвадалквивир — прямо до наших соседей немцев. Неоднократно попытавшись накормить пятью хлебами своих бывших победителей, они окончательно перестали понимать, кто же им за это будет ставить благодарственные свечи. От камрада М. С. Горбачева теперь не получишь ни пфеннига. Сколько пфеннигов удастся выколотить из новой антанты, тоже непонятно. А поэтому марка поехала вниз, и вместо рождественского веселья — "идет прапорщик Густав Бауэр, на шляпе и на фалдах несет трауер". Зато кто ликует, так это коварный Альбион, премьер-министру которого господину Мейджору до смерти не хотелось ехать в Маастрихт, чтобы там договариваться о замене звонких английских стерлингов на какие-то сомнительные экю. И тут прямо как манна с неба свалилось брестское соглашение. Про экю все забыли и стали мучительно обсуждать обрушившиеся на вождей Запада географические новости. Не иначе как г-н Мейджор сам все это устроил и сам заманил славянских вождей в Беловежскую пущу.
        Вслед за европейскими политиками впали в смятение и азиатские. Они спешно устроили междусобойчик по мотивам Брестского мира, пытаясь превратить его в Ашхабадский мир. Не желая попасть в положение вымирающих беловежских зубров, они заверили всех, что ислам не может помешать их дружбе со славянами, и поспешили проголосовать за Содружество — с Горбачевым ли, без — лишь бы с единой валютой и армией. Последняя, кстати, оставшись практически без руля и ветрил в лице главнокомандующего, грозит стать тем самым черепом, на который рискует наступить вещий Борис. Не обращая внимания на немое предупреждение Михаила Сергеевича: "Я тоже когда-то был самоубийцей", он уже готов взвалить сию ношу на свои плечи. Впрочем, новый украинский гетман значительно облегчил ее, объявив себя главнокомандующим всеми вооруженными силами на территории Украины.
        Опечалены, конечно, и политики рангом пониже. Хонеккер от огорчения заперся в чилийском посольстве в Москве. Теперь, вероятно, используя латиноамериканский дипломатический обычай, он оттуда уже и не выйдет. Что, впрочем, весьма кстати и для Б. Н. Ельцина, и для М. С. Горбачева. Свято почитая Венскую конвенцию, не будут же они ломать забор в чилийской миссии на предмет похищения бесталанного Хонеккера.
        А вконец затравленный тяжелой жизнью Г. Х. Попов решил оставить муниципальные заботы и начал громить славянский шовинизм. Оно, конечно, так и принято в столицах бывших паскудных империй: на развалинах габсбургской монархии в веселой Вене единомышленники Гавриила Харитоновича исписали все уборные надписями, состоящими из двух слов латиницей: панславистен (Pan Slawisten), а дальше какое-нибудь очень грязное немецкое ругательство. Будучи сам чиновником, Г. Х. Попов стал упрекать каких-то других чиновников, что те тормозят в Москве реформы и кладут при этом в карман. Тут-то москвичи и выяснили, что таинственный грек ничем особенно не управлял и ни на что конкретное не влиял, а истребованные им полномочия впрок ему не пошли. А его вице, который вроде бы чем-то и управлял, ныне управился разве что со столичной почтой, запретив ей принимать к отправлению продуктосодержащие посылки.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...