В прокат выходит фильм Кодзи Вакамацу "Мисима: финальная глава": хроника четырех последних лет жизни японского писателя, оборвавшейся 25 ноября 1970 года. 45-летний Мисима совершил сэппуку, когда не сумел с четырьмя юными соратниками поднять на мятеж во имя восстановления императорской власти токийскую военную школу. Впрочем, попыткой военно-фашистского путча, как именовали это в СССР, события 25 ноября не назвать даже с натяжкой. Заговорщики шли на дело с самурайскими мечами. Они скорее бы умерли, чем пролили чью-либо кровь. Да, честно говоря, они и шли умирать. Такое вот театральное самоубийство. Возможно, самоубийство любовников: за Мисимой в мир иной последовал его ученик Масакацу Морита. Впрочем, гомосексуальность Мисимы фильм игнорирует: в Японии вдова писателя засудит любого, кто посмеет коснуться этой темы.
Свою смерть Мисима описал в гениальном рассказе "Патриотизм" (1961) и разыграл в его авторской экранизации (1965). Речь там шла о самоубийстве — после неудачного и кровавого военного путча в феврале 1936 года — офицера-заговорщика и его жены. Нынешняя императрица Японии когда-то была, кстати, невестой Мисимы.
Впрочем, историю Мисимы можно рассказать немного иначе.
Жил-был всемирно известный, блестящий писатель. Автор скандальных пьес о Гитлере и жене маркиза де Сада, растабуировавший в национальной литературе гомосексуальную тематику. Нарцисс, гордящийся тем, что из болезненного ребенка превратил себя в стального культуриста. Армейской службы он избежал, но перед армией и оружием испытывал фетишистский восторг. В смутные для его родины времена пошел в политику, где искал третий путь: антикоммунист и враг американского империализма, контролировавшего его родину, делал ставку на возрождение национального духа и достоинства. Боролся против лицемерия и конформизма интеллектуалов. Остроумный полемист, шел с открытым забралом дискутировать в самое логово врага — в захваченный студентами-леваками университет (и чуть было не переманил их на свою сторону).
Он создал юношескую военизированную, радикальную организацию. Впрочем, она была на первых порах — да такой и осталась — скорее эстетическим проектом. Ничьей крови, кроме своей собственной, члены ужасного "Общества щита" не пролили. Денег ни от кого из политиков не брали: собственно говоря, численность организации ограничивалась сотней участников именно потому, что только сотню Мисима и мог профинансировать из своих гонораров. Силовые структуры пытались как-то курировать радикалов, но потом плюнули и отошли в сторону.
Его называли фашистом, но фашистом он, конечно, не был.
Если сделать поправку на ужасную смерть героя, никого не напоминает?
Ну да: Эдуард Лимонов, написавший, кстати, о Мисиме отличное эссе. Мисима — своего рода японский национал-большевик. "Жизнь так прекрасна, что увенчать ее должна прекрасная смерть": разве не напоминает эта проповедь Мисимы нацболовский лозунг "Да, смерть!". А патетическая попытка Мисимы на пару с соратником на моторной лодке добраться до Южных Курил и потребовать от Советов возвращения островов сродни акциям лимоновцев в Крыму или Прибалтике. Другое дело, что в японском варианте пришел хозяин лодки и прогнал Мисиму с мисимовцем.
На первых порах в фильме Вакамацу раздражает обилие национальной специфики. Сакура в цвету. Фудзи на заднем плане. Кровавая каллиграфия — на плане крупном. Разглагольствования о "пути самурая". Но вся эта растиражированная экзотика быстро отступает в тень — на авансцене разыгрывается вселенская трагедия интеллектуала и художника, вызывающего весь мир на дуэль с предрешенным исходом.
Происходит это, прежде всего, благодаря великолепному Арате, сумевшему сыграть внутренние состояния героя без форсажа, но с интенсивностью рукопашной схватки. Мисима Араты — прежде всего, мечтатель, хрупкий и ранимый, прячущийся за броней своего идеального тела. И еще — человек, который боится. И его, и прочих заговорщиков бьет невидимая дрожь, но Мисима слишком честен и слишком художник, чтобы остановиться в полушаге от смерти.
Со смертью, впрочем, вышла небольшая накладка. Аудитория — то есть курсанты — освистала Мисиму. А ведь он был не только писателем, но и актером. И трагедию в военной школе Вакамацу аранжировал именно как трагедию актера, если и не путающегося в словах, то теряющего нить роли. Кумира, впервые оскорбленного публикой. Впрочем, мне кажется, что, даже если бы курсанты закричали "О, сэнсэй, мы твои, веди нас на штурм!", Мисима все равно покончил бы с собой: такую уж пьесу он написал.
В прокате с 13 сентября