Пушкин в театре у Анатолия Васильева
В театре "Школа драматического искусства" под руководством Анатолия Васильева дают спектакль "Каменный гость" по одноименной маленькой трагедии и другим стихам Пушкина. Это первая после Чеховского фестиваля и вообще редкая возможность увидеть актеров Васильева в действии. Рассказывает специальный корреспондент "Коммерсанта" ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.
Спецшкола драматического искусства
19 июня в десять часов вечера, прежде чем представить "Каменного гостя" широкой публике, Васильев устроил показ для своих, боясь, что в противном случае на последующих спектаклях "свои" широкую публику просто вытеснят. Большинство молодых людей у входа в театр на улице Воровского имели длинные волосы, завязанные на затылке в хвост. То есть в меру сил походили на самого постановщика.
Все спектакли Васильева похожи друг на друга. Лаконичны, сложны, несладки и, по сути дела, являют собой процесс обучения чтению классических произведений и игре в классические произведения.
Зал в театре Васильева устроен как бы навыворот. Большая часть отдана актерам, меньшая зрителям. Декорация все время одна и та же: белый портик, белые стены и расписной потолок. Занавеса нет. Актеры появляются из-за колонн. И начинают читать стихи в очень неприятной манере.
Школа разрушения
Они читают стихи Пушкина так, как принято читать стихи Маяковского. С паузой после каждого слова, как если бы ямбы были разбиты лесенкой.
— Что это? — шепчет рядом со мной пожилая женщина, неистово обмахиваясь программкой.— Разве можно читать Пушкина так?!
Можно. Время от времени актеры позволяют знакомой пушкинско-певучей интонации прорваться через нарочито-рваный ритм, и тогда я с ними примиряюсь. "Что в имени тебе... моем",— проносится у меня в голове заунывно, но актер делает паузу и кричит это слово или шепчет, вместо того чтобы пропеть.
Минут через четырнадцать от зрительской поэтичности, славной во всем мире своим умением душить поэзию в колыбели, не остается и следа. Памятник Пушкину, в сердце каждого россиянина заслоняющий Пушкина, рушится, и ямбы становятся просто ямбами, чистыми как снег.
Теперь актеры начинают резвиться. Оказывается, что одна и та же сцена пушкинского "Каменного гостя" может быть смешной, печальной, трагической, игривой, но всякий раз, играя в нее, васильевский актер испытывает видимый и постепенно передающийся публике восторг от процесса игры.
Дон Гуан топает по лестнице в деревянных башмаках, заходя в комнату Лауры и комически предрекая шаги Командора на пороге комнаты Донны Анны. Лепорелло, присев на корточки, "скачет" верхом по Мадриду, навьюченный башней пустых картонных коробок. Когда статуе Командора нужно кивнуть в ответ на приглашение Дона Гуана, голова ее на веревке отделяется от туловища и зависает в воздухе.
— Придешь?
— Приду!
Школа смысла
Через час после начала спектакля я перестаю уже помнить, что значила маленькая трагедия Пушкина "Каменный гость", какое отношения она имела к эпохе романтизма и что хотел сказать автор.
Каждая последующая сцена отменяет смысл и настроение предыдущей. Я снова начинаю злиться на Васильева за то, что он разрушил мое стройное представления о мире, не предоставив взамен ничего.
Ничего? В точке золотого сечения, то есть когда две трети спектакля уже прошли, а последняя треть осталась, четыре актера на сцене начинают читать и петь четыре разных текста. И стихи в их исполнении не смешиваются, а, продолжая существовать каждый сам по себе, образуют еще и общий смысл, не передаваемый словами нашего трехмерного мира. Ну правда, не чудо ли: четыре стихотворения, прочитанные одновременно,— составляют пятое.
Дальше работа зрителя становится похожей на рассматривание магического кристалла. Каждая сцена воспринимается мною как отражение случайного луча в хрустальном мячике для игры в неизвестную игру.
Сверкнул и пропал. Дона Карлоса завернули в ковер. Лепорелло в качестве приглашения на ужин прочел каменному командору стишок на статую мальчика, играющего в свайку. Мертвый Дон Карлос вывернулся из ковра, пристроился за спиной Лауры и сделал такое забавное лицо, как может только мертвый. Под занавес дон Гуан и Лепорелло прочли ремарку "проваливаются", но не провалились, а остались стоять как стояли.
И занавеса не было. Роль занавеса сыграли аплодисменты.