ДДТ представила в Москве свою новую программу "Мир номер ноль", работа над которой продолжалась в течение полутора лет. Шоу, обошедшееся по самым скромным подсчетам в $250 тыс., собрало рекордное для Москвы количество зрителей — 30 тыс. После концертов лидер группы ЮРИЙ ШЕВЧУК дал интервью корреспонденту газеты "Коммерсантъ" МАРГАРИТЕ Ъ-КОНДРАТЬЕВОЙ.
— Концертный тур организован силами Театра ДДТ. Почему вы работаете сами, обходясь без помощи гастрольных фирм?
— Театр ДДТ был создан для того, чтобы выжить. В начале 90-х было очень сложно сохранить независимость, которой мы очень и очень дорожили. Это наш главный капитал. Независимость важна в первую очередь для того, чтобы сохранить свою непредвзятость и неангажированность. И создание своей фирмы в то время было нелегким. Мы брали кредиты, сами печатали свои пластинки, не отдавая наш материал ни в какие фирмы. Впоследствии это нам очень помогло.
— То есть Театр ДДТ создан только на ваши деньги?
— Да. Это наши гастрольные деньги, это наша студия, которой уже восемь лет. Хотя не могу сказать, что нам не помогают друзья, но это уже другие отношения.
— Театр был создан для того чтобы выжить. Вам это удалось?
— Сейчас нашему театру будет очень тяжело жить, потому что это очень маленькая фирма. А рядом вырастают настоящие монстры шоу-бизнеса. Себестоимость записи, себестоимость гастролей у них значительно ниже. И мы, несмотря на свою независимость, сейчас испытываем не лучшие времена в смысле финансового положения. Но пока еще держимся и имеем возможность помогать молодым группам, записываем их кассеты.
— Вы бескорыстно помогаете начинающим исполнителям или все-таки рассчитываете на прибыль в будущем?
— Здорово было бы, конечно, второе, но для нас это второе не так важно. Театр подписывает с исполнителями некие договоры, но молодая группа, найдя другого продюсера, может прекратить с нами отношения, и это ей не будет ничего стоить.
— Не проще ли поискать спонсоров для этих молодых исполнителей?
— Да у нас и самих со спонсорами туго. Если вы заметили, то у нас последние два года не было новых клипов. На самом деле не хочу жаловаться, но сейчас у нас не лучшие времена. Мы проехали по Украине, Молдавии, и с прискорбием могу сообщить газете "Коммерсантъ", что у народа, действительно, нет денег. Мы не отменяли там концерты, а просто снижали цены на билеты. Деньги для нас всегда на втором месте.
Вот есть у нас один спонсор всего — МАЗ, он нам дал три трейлера, и мы на них возим сцену, экран, декорации, свет, звук. Мы первая рок-группа в России, которая все это возит с собой. С нами, кстати, ездит команда из 50 человек.
— Вы проехали по семи городам, а всего планируется дать концерты в 150 городах. Не много ли?
— Ну, 150 городов это почти нереально. Это мечты в духе Томаса Мора. Мы хотели так сделать, но прошедшие концерты показали, что страна в финансовом отношении не готова к этой программе. Наш зритель — студент, интеллигент, солдат — не имеет денег. Приехать с концертом, скажем в Тулу, нереально. А городов, способных принять нас, в России не так много.
— Не было желания упростить задачу и обратиться в фирму, которая специализируется на организации гастролей?
— Мы, наверное, будем сотрудничать с какими-то фирмами, но на наших условиях. Проблема в том, что в нашей стране не существует условий для приема рок-концертов на местах. Они там не готовы работать с рок-н-роллом, убиты попсой и фонограммами. Они даже не представляют, что люди могут петь вживую. Сидят там в провинции этакие "заслуженные работники советской эстрады" и только и умеют, что деньги считать. А качество звука, света их совсем не интересует. И кочуют по стране этакие передвижные трактирно-развлекательные поп-шоу.
— Что же это за условия такие, с которыми не согласны гастрольные фирмы?
— Ну допустим, мы возим с собой сцену, свет, звук, а нам говорят: вы с ума сошли, зачем там сцена, и так сойдет. Или на Украине, поняв, что у народа денег нет, мы решили снизить цены на билеты, которые и так были предельно низкими (в среднем $2,5). В результате билеты продавались по $1, и мы работали себе в убыток. Если бы нас возила туда какая-нибудь фирма, то они бы никогда на это не пошли.
— Вы говорили, что не хотели бы видеть в качестве своих спонсоров производителей сигарет, спиртного или политиков. Не все ли равно, кто деньги дает?
— Это принципиальный вопрос. Рекламировать сигареты, пиво, политику мы не будем никогда. Я не ханжа. Люди пьют на концертах пиво, но рекламировать я его не буду. Каждый свободен решать, пить или не пить, но мы не можем это навязывать — часто аудитория слишком молода.
— Возвращаясь к политике, в свое время вы отказались принимать участие в туре "Голосуй или проиграешь". Почему?
— Да. Нас туда звали, но мы подумали и отказались. Не дело художника лезть в политику. Художник должен быть ближе к народу — старая русская традиция. Все музыканты ДДТ ходят на выборы, но мы даже не обсуждаем, за кого голосовали. Это личное дело каждого.
У многих музыкантов, моих коллег, есть такое мнение: к циничным политикам надо относиться цинично и когда дают деньги надо их брать. Мы не относимся к политикам цинично, уважаем их, желаем удачи в этом тяжелом труде и поэтому не участвуем в политических играх.
— А в социальных акциях, например, против наркотиков или алкоголя, будете участвовать?
— Да. Мы против наркотиков, которые захлестнули страну. Я потерял многих друзей. Хотя и говорят, что модно сейчас выступать против наркотиков, мы это делаем от чистого сердца.
— А сами употребляли наркотики?
— Мы пробовали много чего, многие из нас страдали этим недугом, но помогли друг другу от этого избавиться.
— А как же "sex, drugs & rock-n-roll"?
— Это очень поверхностное понимание того, чем мы занимаемся.
— И все-таки со всеми вашими взглядами вы пытаетесь сохранить лицо истинного рок-н-рольщика. Не любите тех, кто в казино и в ресторанах играет за деньги...
— Я не пытаюсь сохранить лицо, я его просто имею. Я очень мало смотрюсь в зеркало. Любимая поговорка — чем меньше ты делаешь лицо, тем больше оно твое. А что касается казино... я, может быть, слишком много вбиваю в рок-н-ролл, мне нравится дух, чистота, в которой родилась эта музыкальная форма.
— Но многие начинали в клубах. The Beatles, например...
— Я ничего не имею против, но я не могу петь о жизни и о смерти перед жующей публикой. Это значит, что мое творчество — всего лишь бутерброд, который можно съесть, переварить и спустить в унитаз.
— Окончена работа над новой программой. Что это для вас — рубеж, барьер?..
— Рубеж, да. Мне сорок лет, и я возвращаю себе мир. Когда человек доживает до какого-то состояния, он проходит все этапы борьбы с этим миром, с самим собой... во всей этой суете мир теряется. А в каком-то определенном возрасте возникает потребность мир вернуть — гармонию, красоту, несуетливость...
— Что вы вкладываете в название программы "Мир номер ноль"?
— Это уже не важно. Для нас главное — вызвать, может быть, несколько тарантиновские ощущения людей. Многие люди, что мне понравилось, говорили очень светло. Они восприняли название нашей программы, как то, что мы все начинаем заново, с нуля.
— Есть ли связь с концом века и началом следующего?
— Может быть, но мы этого не афишируем. Все гораздо глубже. Да и вообще, название программы мне просто приснилось, и я, вскочив, записал его.
— Вы верующий?
— Естественно. Но мы не упоминаем имя Бога всуе — это пошло. Мы говорим об этом, конечно. Немножко ворчим: за что ж ты, Господи, нам эти испытания дал, из рая выгнал, я ж не ел этого яблока. А с другой стороны, подводим человека к тому, что мы видим большой смысл в этих испытаниях на этой земле, в этом мире номер раз.
— У вас, похоже, очень умиротворенное состояние после московских концертов?
— Да, вы правы. Именно после второго концерта, после первого — нет. Он оказался переломным. До этого все очень тяжело шло, начиная с первых репетиций, Украины, Питера и до Москвы. А теперь точка какая-то поставлена именно этим концертом.
— Вы боялись холодного приема в Москве?
— Не знаю. Если это касается бомонда, шоу-бизнеса, то --да. Но это нормально. А в общем, Москва меня удивила. В Питере все было не так — веселый жизнерадостный партер и очень спокойный, изучающе-рассматривающий остальной зал. Я чувствовал, что меня чуть ли не в микроскоп разглядывают. Питер — наш город, и к нам там гораздо жестче относятся. Здесь же, в Москве, не было особой разницы между партером, трибунами — вся публика была очень доброжелательной. Мы даже растерялись, ожидая более жестких условий игры.