Издательский дом "Коммерсантъ" меняет стратегию. Нынешние акционеры намерены пригласить к сотрудничеству новых партнеров. Почему и для чего это делается? На этот и другие вопросы отвечает президент издательского дома ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВ.
— Итак, "Коммерсантъ" продается?
— Нет. "Коммерсантъ" не продается. Мне не нравится эта формулировка. Продаются акции "Коммерсанта". Совладельцы компании — Борис Каськов, Леонид Милославский и я — приняли решение о продаже крупного пакета.
— Почему вы продаете акции?
— А почему бы и нет? Увеличение состава акционеров вообще вполне нормальное свойство компаний с растущими оборотами и уровнем влияния. "Коммерсантъ" в этом смысле не исключение. Кстати сказать, когда "Коммерсантъ" был еженедельным, у него был только один акционер. После выхода ежедневной газеты появился второй. Когда же "Коммерсантъ" стал издательским концерном, акционеров стало трое. Я не придумывал этого специально, это своего рода внутренняя логика, которой мы соответствуем и сейчас.
— Покупатель известен? Это кто-то из тех, кто, по слухам, вел переговоры о покупке?
— Нет, здесь нет прямой связи. Хотя мы действительно вели такие переговоры, чаще не по своей инициативе. Интерес к "Коммерсанту" был всегда, и это, по-моему, естественно: издательский дом — крупная, успешно работающая компания с годовым оборотом в несколько десятков миллионов долларов, почти все наши издания лидируют в своих рыночных нишах. Кроме того, мне кажется, я не преувеличу, если скажу, что того уровня влияния на политические и экономические процессы, который есть сегодня у "Коммерсанта", нет больше ни у одного издания в стране. Собственно, это последнее обстоятельство вызывало наибольший интерес у наших партнеров по переговорам. Хотя, впрочем, не у всех.
Но так или иначе, если представить себе, что кто-то купил контрольный пакет акций "Коммерсанта" исключительно из-за влиятельности газеты, можно почти наверняка сказать, что газета эту влиятельность потеряет. Сначала на старте, как только станет известно, что прежде неангажированная газета теперь "чья-то". И будет продолжать терять, если новый владелец станет использовать ее в интересах своего бизнеса или своей политики. А он, конечно, станет — иначе зачем покупал?
Я, кстати, думаю, что большинству наших потенциальных партнеров эта мысль вполне близка. Именно поэтому — для того чтобы подобного не произошло — мы приняли решение сделать состав будущих акционеров "Коммерсанта" максимально дисперсным. Только так можно сохранить и зафиксировать то, что делает "Коммерсантъ" "Коммерсантом",— реальную независимость и равноудаленность от всех центров силы.
— Сколько же будет акционеров?
— Десять-пятнадцать. Сейчас трудно сказать. Как только переговоры закончатся, мы обязательно опубликуем список.
— Означает ли это, что нынешнего состава акционеров не хватает для обеспечения реальной независимости?
— С моей точки зрения, на сегодняшний день структура собственности компании не вполне соответствует ее масштабу.
— То есть?
— Поясню. "Коммерсанту" скоро уже девять лет — огромный срок для постперестроечной истории. У нас, как, наверное, и у всех, кто вообще за это время выжил, были очень разные периоды. Если спросить меня, почему выжил "Коммерсантъ", почему компания продолжает расти и развиваться, я могу предложить главный, как мне кажется, ответ. Мы всегда старались чувствовать, что нужно читателю, и работать на него.
Первый, еженедельный "Коммерсантъ", орган Союза объединенных кооперативов, мы запустили в условиях тотального дефицита точной информации, особенно экономической. По газете тогда узнавали курс доллара и цены на московские квартиры. Через два с лишним года, когда из первых кооператоров образовалась более или менее устойчивая социальная группа, мы сделали для них ежедневную газету. Когда наши читатели впервые задумались о том, какая иномарка лучше и как устроена джакузи, мы запустили "Автопилот" с "Домовым". Когда население понесло свои сбережения в МММ, мы сделали журнал "Деньги" — для тех, кто собирался сначала подумать. Ну и так далее. С тех пор все изменения, которые претерпевают издания Ъ имеют целью ту же самую идею: дать читателю именно то, что ему сейчас нужно. Иногда этот выбор бывает очевиден. В августе 91-го, во время путча, когда все газеты были запрещены, мы, как мне кажется, сделали именно то, что было нужно нашим читателям,— выпустили на базе "Коммерсанта" единственную неподцензурную "Общую газету". А читатели (не только наши, конечно, в широком смысле) сделали то, что было нужно стране.
Так вот. Сейчас ситуация, конечно, не такая драматическая, но, с моей точки зрения, не менее серьезная. Хотя бы потому, что будущее страны сейчас в гораздо большей степени зависит от наших читателей, от тех выросших вместе с "Коммерсантом" "кооперативщиков", которых сейчас называют "бизнесменами", "магнатами" и "олигархами". Они перестали быть маленькой частью России, сегодня они всерьез влияют на жизнь страны. Их психология, насколько я могу судить, довольно сильно изменилась за последние годы. Когда-то это была чистая психология кооператора: мне все равно, что происходит вокруг, только от меня отстаньте. Сегодня это совершенно не так. Достаточно сказать, что многие из тех, кто добился успеха, рассчитывая только на свои силы, сейчас помогают правительству преодолеть кризис в ущерб своим личным интересам.
Для деловых кругов России, по-моему, вполне очевидно, что независимая пресса, независимое издание — это предмет общественной, государственной необходимости. Такое издание сегодня необходимо читателям, и мы хотим, чтобы им был "Коммерсантъ".
Для нас настолько же очевидно, что структура собственности "Коммерсанта" даже чисто теоретически не соответствует принципам независимости. Я, например, как владелец контрольного пакета акций, могу опубликовать в "Коммерсанте" любую заметку или серию заметок, способных серьезно изменить, скажем, расклад политических сил или положение того или иного банка. Дело даже не в том, что подобный уровень влиятельности накладывает на владельца контрольного пакета очень серьезные моральные ограничения. Это неправильно по модели, так не должно быть. Сегодня "Коммерсантъ" может себе позволить быть независимым только потому, что у меня, Владимира Яковлева, нет личных интересов в бизнесе и политике... А реальную неангажированность группы изданий такого уровня влиятельности может, с моей точки зрения, обеспечить только дисперсный состав акционеров.
— По этой логике компания должна была бы выпустить свои акции в открытую продажу.
— Собственно, это мы и делаем. Однако переход компании от одного мажоритарного владельца к широкой группе акционеров — это процесс со многих точек зрения очень непростой — управленчески, организационно, психологически. Поэтому мы считаем необходимым пройти его в два этапа. Сперва акции будут проданы относительно небольшому кругу акционеров. Как я уже сказал, их будет десять-пятнадцать. Затем, примерно через год, акции поступят в широкую открытую эмиссионную продажу, хотя, вероятно, уже по несколько иным ценам. Дополнительная причина того, что мы выбрали именно такую логику действий,— это сегодняшнее состояние фондового рынка, которое, мягко говоря, не располагает к тому, чтобы проводить эмиссию немедленно.
— Каким образом будут продаваться акции, если они не обращаются на рынке?
— Конкретно продажей акций будут заниматься два акционера компании — Борис Каськов и Леонид Милославский, которые уполномочены провести все необходимые переговоры в течение ближайших трех недель. С одной стороны, они обратятся в те компании и к тем людям, которых нам хотелось бы видеть среди акционеров "Коммерсанта". С другой стороны, мы, естественно, полностью открыты для предложений и будем рады возможности их обсудить.
— Есть ли гарантии того, что контрольный пакет "Коммерсанта" не будет консолидирован?
— До известного предела, так как стопроцентных гарантий в таком деле вообще, как известно, не бывает. Такая опасность существует для любой компании. Нормальная опасность. В наших силах, однако, постараться свести ее к возможному минимуму. Что мы и сделаем. Естественно, что контрольный пакет акций не будет продан в одни руки. "Коммерсантъ" с его историей в прошлом и настоящем в некотором смысле — общественное достояние. Естественно, что мы будем регулировать и количество и состав акционеров. Особенно сейчас, на первом этапе продажи, поскольку позже, после широкой эмиссии, опасность консолидации контрольного пакета, с моей точки зрения, становится невелика.
— По какому принципу вы намереваетесь регулировать состав и количество акционеров?
— Мы бы хотели видеть своими партнерами людей, которые разделяют наши взгляды. Относятся к "Коммерсанту" так же, как и мы, и понимают необходимость его независимости. Это, конечно, не значит, что есть люди или группы, с которыми мы вообще не вступим в переговоры по идеологическим причинам. Я вполне допускаю, что у одной и той же компании может быть разный интерес к "Коммерсанту": политический, общественный или, например, деловой. Ведь, кроме всего прочего, покупка доли в "Коммерсанте" — выгодное вложение.
Акционерами "Коммерсанта" могут стать мелкие, средние или крупные компании с самыми различными интересами. В этом, как нам кажется, нет ничего страшного, поскольку дисперсный состав акционеров сам по себе будет гарантировать разумность принимаемых ими решений.
— Отразятся ли все эти события на "Коммерсанте"?
— Не думаю. Что касается меня, то я уже какое-то время не занимаюсь повседневными делами компании, и с этой точки зрения продажа мною акций ничего не изменит. Генеральный директор "Коммерсанта" Леонид Милославский, в отличие от нас с Борисом, продает лишь незначительную часть своих акций и будет продолжать руководить компанией.
— А вы? Вы собираетесь заняться каким-нибудь бизнесом?
— У меня нет таких планов. Я бы хотел быть одним из акционеров "Коммерсанта".