В Париже завершился фестиваль современного танца
Стартовавший 13 лет назад в муниципальном Theatre de la Ville фестивальный марафон длится ежегодно по 9 месяцев. За эти годы на парижан обрушился каскад хореографов и трупп со всех пяти континентов. Под занавес сезона 1997/98 года Theatre de la Ville припас спектакль, способный соперничать с открытием чемпионата мира по футболу. "Спящая красавица" шведского хореографа Матса Эка, премьера которой в Гамбургском театре оперы и балета стала сенсацией прошлого сезона, была впервые представлена в Париже труппой Culberg ballet. Из Парижа — наш обозреватель ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Концепция этой "Спящей красавицы" родилась в одночасье, в тот самый момент, когда Матс Эк у входа в цюрихский отель наткнулся на малолетнюю наркоманку, сползающую по стене на тротуар. Образ современной Авроры, выключенной из жизни уколом шприца, разбудил фантазию хореографа, потянул за собой череду самых невероятных персонажей.
Эк поселил всех в послевоенной Европе: тихих обывателей короля Флорестана и королеву Сильвию, занимающихся любовью с застенчивой жадностью. Четырех фей-акушерок — крикливых, кокетливых, сумасбродных и неумелых. Женихов Авроры — простоватого стилягу, поп-идола с замашками и шевелюрой Элвиса Пресли и лощеного фрачника с повадками мафиози. Врача-наркомана, раскосого, непроницаемого, притягательного, зловещего и жалкого одновременно наркомана по имени Карабос, посадившего на иглу влюбленную в него Аврору. Истеричного юнца Дезире, которого феи подвергают испытаниям, являясь перед ним в облике роковых соблазнительниц. Загадочную бабулю с плоским ридикюлем, которую попытается ограбить вконец опустившийся Карабос, которого прострелит из игрушечного пистолета распсиховавшийся Дезире.
А уж после всех этих кошмаров будет знаменитый поцелуй, и Аврора перестанет дергаться сломанной марионеткой, и вынырнет из героиновой дыры, и попытается полюбить принца, и пойдет с ним под венец, и у нее, как в свое время у ее матери, надуется отменный живот. И, как в свое время ее мать, Аврора родит яйцо. Круг замкнется — цепь рождений и смертей вырастет еще на одно звено. Только яйцо у Авроры будет черное. "Почему?" — спросили у Эка. "Потому что Карабос был негром",— ответил хореограф, чурающийся морализаторства.
Это зритель волен плескаться в море метафор, видя в многоцветье фей (серебряной, изумрудной, рубиновой, золотой) и в разнообразии их темпераментов смену времен года; принимая обрамляющие сцену гигантские экраны (опять зеленый, красный, синий и черный — дыра зрительного зала) за символы четырех стихий. Это зритель может гадать, является ли любовь Авроры и Карабоса сублимацией невыявленной любви к отцу и какова роль вставного номера с черным поваром, готовящим рыбный суп.
Матс Эк не любит высокопарностей: "Мои балеты — все, что угодно, кроме абстракций". Подобно Бергману, он свои спектакли ставит, в сущности, о себе: разбирается со своим подсознанием, фрейдистскими комплексами, тайными страхами. Эк полон самоиронии, склонен к черному юмору, как огня боится патетики, а всем жанрам предпочитает трагический гротеск.
С задорным упорством он профанирует сакральную тему "Спящей": опредмечивает метафоры (так, переполненный волнением Флорестан буквально выходит из себя — на сцене мечется десяток Флорестанов); наделяет персонажей чувственной и очень конкретной пластической речью. Их тела визжат и шепчут, скулят и ругаются, воркуют и грозят.
Фантазия его стремительна и находчива, юмор — изящен, музыкальность — феноменальна. Заезженного, с детства зазубренного Чайковского он слышит и ставит так, будто композитор закончил партитуру "Спящей" не раньше чем позавчера. И вслед за хореографом слушатель-зритель внезапно ощущает кожей механический кошмар идиотизма, спрятанный в невинном пиццикато вариации принцессы Флорины, или скрытую угрозу внешне спокойного эпизода панорамы, или холодный предсмертный ужас пианиссимо, последовавшего после укола Авроры.
Может быть, именно музыкальность хореографа помешала его "Спящей" обрести композиционную стройность. Первый акт, строго следующий за партитурой, неторопливо последователен, повествователен и логичен. Во втором, желая погрузить зрителя в атмосферу дискретного наркотического наваждения, Матс Эк нещадно перекроил Чайковского. Композитор отомстил: возникли смысловые лакуны, эмоциональные провалы, несуразности и длинноты. К тому же гротеск временами провисал пустотелым шоу.
Приступая к своей "Спящей", Матс Эк невозмутимо заявил: "Балет меня интересует мало. Кроме, конечно, Чайковского". Лукавил: классику Петипа он знает прекрасно. Его героиновая "Спящая" оплетена паутиной реминисценций, аллюзий, скрытых пародий, явных цитат и полна тайной нежности к своему блистательному первоисточнику.