Российская метательница молота Татьяна Лысенко сокрушительно победила на Олимпиаде, а специальный корреспондент «Коммерсантъ-BoscoSport» АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ вместе с ее тренером Николаем Белобородовым забивает этим молотом последний гвоздь в серию своих репортажей из Лондона.
Татьяна Лысенко выиграла так, как и должна выигрывать метательница молота: в первой попытке она метнула так, что до нее так никто в конце концов и не дотянулся. А в пятой попытке она еще и улучшила свой результат. Победа в метании молота могла показаться легкой. И даже показалась.
Церемонию награждения назначили на следующий день, и пресс-конференцию тоже. Теперь она ушла на допинг-контроль, а у двери в допинг-центр я застал ее тренера Николая Белобородова.
Времени у нас, похоже, было много. Тем не менее и так уже было около полуночи, и на стадионе, где победила Татьяна Лысенко, сейчас шла репетиция парада закрытия, которой никто из посторонних не должен видеть. Но я все-таки посмотрел кое-что. Не так уж и впечатляюще. Есть к чему придраться.
— Брат ей со слезами на глазах звонил из Батайска (Татьяна родилась и жила в этом городе под Ростовом-на-Дону часть своей жизни.— А. К.). Пожалуйста, умолял, выиграй там у всех! Я, говорил, на работе, и мне никто не верит, что у меня такая сестра! — сказал Николай Белобородов.— Я почему об этом говорю? Потому что мы всем столько всего наобещали перед Олимпиадой!
У Татьяны Лысенко шестеро братьев и сестер. Наобещали не только им.
— А при этом, если честно, это было самое тяжелое соревнование для нее,— рассказал тренер.— Не очень все гладко легло. В край (сектора.— А. К.) попадала. Я видел, как ее саму метает. Она должна была добавлять в следующей попытке, а она не добавляла. Надо было что-то сказать ей, надо было завести ее.
И он постарался.
— Я сказал ей, что ее все сейчас обметают и что она слабачка. И сработало в пятой попытке! И после чемпионата мира я начал ее ругать, а она говорит: «Ну ты бы, шеф, хоть сутки подождал! Я же победила!» Я и сейчас ошибки видел. И наругаю!
А мне казалось, он не будет ее ругать в этот день. Он должен был сейчас выговориться, мог и ругать ее сейчас сколько угодно, пока она не вышла с допинга. Но он сказал:
— В таком деле нельзя без веры. Есть тот, кто смотрит за нами. И она это знает. Она намного светлее меня. Меня вот поздно воспитывать.
Вообще-то выглядит он так, что мне казалось, еще не поздно.
— Я продукт советской эпохи, а она ее не знает. Она искренне за Россию, за стариков ее, за детей.
Пафоса при этом не было в его словах, хотя слова-то были пафосными.
— Она все делает сама. Моя задача — достать ее нутро. Это великая задача — достать нутро человека. Ну, у меня есть большие учителя: Чегин, Загорулько. Чегин смог достать нутро из Борчина в ходьбе на 20 километров, и парень так и не остановился, пока был в сознании. А наш бегун, который пятое место занял сегодня в эстафете четыре по четыреста? Вы видели, что с ним здесь было?..
Он бежал в команде последним. Сделал рывок, потом отстал, пришел пятым, потом незамеченным прошел через микс-зону и зашел на допинг-контроль. Перед входом он постоял и упал. Потом он начал биться в судорогах, и британские врачи ничего не могли сделать, а он только повторял: «Компьютер сломался… Доктор!.. Компьютер сломался…» Так продолжалось около четверти часа, и в чувство его привел только успевший сюда наш доктор Василий Авраменко. Потом его все равно увели на допинг-контроль.
А сразу после финиша я слышал, как два журналиста сокрушались, что наши никак не хотят выкладываться.
— Хорошо, что у организма,— сказал Белобородов,— есть рубильник. Этот рубильник отключает спортсмена, когда не может справиться. Он так Борчина отключил. И этого парня тоже. Слава богу, что после финиша. И дело только в том, у кого на какой высоте находится этот рубильник. У спортсменов, которые приехали в Лондон, он очень высоко. У Тани он высоко.
— А она же очень хрупкая, можно сказать, на вид. Особенно по сравнению с другими метательницами. И даже без сравнения. Стройная такая,— сказал я тренеру.— Ни грамма лишнего веса. Для вашего спорта удивительно.
— Да, в силе мы немного проигрываем,— согласился тренер.— Зато у нее — нутро.
Которое надо каждый раз достать. Понял.
— Мы с ней, например, в футбол играем,— сказал Белобородов,— и оба заводимся, и она, и я. И остановиться не можем. Вы знаете, что она за два месяца до чемпионата мира в прошлом году ногу сломала? Вот, и никто не знает. Втихаря от всех лечили, даже гипс, мы с ней сказали, не будем класть: тогда бы не уложились до чемпионата мира, команду бы только подвели. А доктор, когда увидел перелом, запретил даже думать о выступлениях на ближайшие полгода-год. А она на чемпионате мира в итоге наметала с этой ногой 72 метра!
— Ну и зачем? — спросил я.— Зачем это?
— А мы в этом году учли,— согласился тренер,— и в футбол перед Олимпиадой не играли.
Ее не было уже часа два. В допинг-центр заходили и заходили спортсмены, и что-то, я обратил внимание, никто не выходил.
— Эти сантиметры так добираются…— сказал Белобородов.— Самое главное — хорошо поспать. Не поспал — метр в секторе потерял. Позавтракать надо только немножечко… И вот ты все это сделал и, в отличие от них, метр уже набрал. У Тани этот опыт и труд с 15 лет копится. А вот парень, который бронзу взял в таэквондо… Вы знаете, что он тоже из Батайска и они с Таней из одного микрорайона? Она, правда, переехала в Жуковский, а он так и живет в Батайске! И заниматься начал не так уж давно. И расстроен. Я его отругал: «Ты что, ты не понял, что выиграл?.. В следующий раз, может, выиграешь по делу…» А Таня столько шла к этому…
Это и по другой причине известный в Батайске микрорайон. Микрорайон занимается редиской. Почти у каждого кроме квартиры в доме есть участок рядом, по 20–30 соток, и выращивают редиску.
— Почему именно редиску? — поинтересовался я у Белобородова.
— 20 дней в начале лета идет редиска,— терпеливо объяснил он.— Кто-то за сезон успевает снять три урожая редиски. Кто-то, правда, садит болгарский перец.
— Лысенковщина какая-то! — пробормотал я.
Судя по выражению его лица, с теми, кто садит болгарский перец, ему не по пути.
— Аксенов, тренер в Батайске, мне рассказывал: «Не приходят ребята на тренировку вовремя и все! Или вообще не приходят. Я спрашиваю: где он? Мне говорят: он на огороде поливает редиску. А там канавки такие, и пока прольешь их все, четыре часа пройдет».
Белобородов очень сильно увлекся воспоминаниями про редиску. Я слушал его сначала с каким-то смятением: тут, в Лондоне, он мне рассказывает про эту редиску в ожидании олимпийской чемпионки по метанию молота… Но потом мне стало интересно:
— А зачем они редиску выращивают?
— Как зачем? — удивился он.— В Ростов возят. Так вот, знаете, какие дети у нас терпеливые в Батайске? Я раньше разгильдяем был, на полчаса сам мог на тренировку опоздать, а они стоят ждут, и глаза такие просящие… Это сейчас я проще стал делать: опоздание на минуту — круг по стадиону. Бывает, люди по 30 кругов бегают.
Но это и к нему самому относится.
— Самый главный принцип в том, что я должен,— сказал Белобородов,— встретиться со своими учениками через 20–30 лет, и они должны сказать, искренним ли я был. Я хочу, чтоб они не сказали: «Что ты нам тогда лапшу на уши вешал про жизнь…» И надо, чтоб они не курили, матом не ругались… У нас в команде слово мата знаете сколько стоит? В России сто рублей, а за границей два евро. За границей, получается, дешевле, да? Но все равно дорого. Я предлагаю: хотите, абонемент покупайте за сто евро…
Дверь допинг-центра открылась, и он рванулся к ней глазами. Но вышла украинская спортсменка, Украина в этот день взяла бронзу в эстафете 4 по 400 метров. Она нас даже не заметила. Тоже, наверное, страдала из-за этой бронзы. А вперед Украина пропустила только США и Ямайку… И Ямайка страдала. Такая боль…
— Дети-то у нас есть,— сказал Белобородов.— Это дети мечтающие. Особенно маленькие. У них еще не испорчен характер. Они хотят выиграть Олимпиаду… Мы с ними в походы ходим, я с их родителями по пять-шесть часов разговариваю… У меня всегда переработка была: не 36 часов в неделю, а 50… А мы в баскетбол играем, остановиться не можем… Ты должен ловить кайфушу от того, что ты даришь. Короче, люблю я эту профессию…
— Это видно,— говорю я.
— Да? — переспрашивает он.— Ну ладно…
Он спохватывается, что говорит про себя, а надо про Таню.
— Она главная,— повторяет он.— Не надо ничего про меня. Вы знаете, сколько у нее братьев и сестер? У нее очень большая семья!
— А своя семья у нее есть? — интересуюсь я.
— Ну,— помявшись, отвечает он,— мы с ней в гражданском браке живем.
Я понимаю, что лучше об этом больше не говорить, и спрашиваю, как ему удается людей на молот заманивать. Столько есть видов спорта…
— Смысл какой: я конкретно на молот не приглашаю,— говорит Николай Белобородов.— Я на спорт их ловлю.
А то на молот-то ведь не пойдут, понимаю я.
— Мы с ними всем занимаемся. В городки можем играть, кроссы бегать… Сразу ведь не сунешь в руки человеку молот,— подтвердил он.— И ее брал с прицелом на молот, только она не сразу поняла… Главное, чтоб человеку компания стала дорога, чтоб было жалко ее бросить... Я Тане про молот сказал лет в 17. А она пришла в 15.
Дверь допинг-центра снова открылась, и я увидел, что вышла россиянка Светлана Томашова. Она бежала в финале полторы тысячи метров и на несколько сотых проиграла бронзу. Теперь она шла к выходу со стадиона. Вернее, она пыталась идти, держась за стену и за пожилого волонтера. Ее никто не ждал, и она, сгорбившись, тащила левую ногу и, по-моему, еле могла ступить на правую. Мы помогли ей добраться до машины в Олимпийскую деревню. Нога ее распухла, смотреть на это было невозможно. Сама она, кажется, не сделала бы ни шагу. А в Олимпийской деревне ей идти от машины до дома около километра еще. Глубокой ночью, одна, не успевшая на несколько сотых, вывихнувшая или, скорее, сломавшая ногу на финише. Четвертое место. Не бронза же.
Белобородов потом рассказал, как в допинг-центре берут кровь на допинг-пробу. Накануне взяли у Марии Белобородовой, которая выступила не очень удачно и заняла 11-е место.
— Сначала один доктор подходит, очень важный, и не попадает иголкой в вену. «Ой, извините!» — и уходит. Им запрещают два раза брать, считают, что если один раз не попал, то и второй может не попасть, нервничать начнет. Подходит второй, такой же важный, и опять не попадает. И третий тоже. И каждый дырявит вену, а так как второй попытки у него нет, то копается в ней иголкой, старается найти, тем более что больше трех раз вообще колоть нельзя. И он уже сухожилие задел, она кричит, плачет, ей больно, у нее рука уже вот такая в этом месте…
Потом Белобородов ушел посмотреть комнату для награждения, которое должно было состояться на следующий день, а тут и вышла Татьяна Лысенко, и оглянулась по сторонам в поисках шефа. Я убедил ее, что он сейчас придет, и она присела.
— Вы в край сегодня метали, мы видели…— сказал я ей.
— В край,— подтвердила она.— Это очень плохо. Я же ворую у себя метры.
Так, я услышал интонации тренера.
— Да, метнула по длине,— продолжила она,— причем это риск большой, он летит, а я молю: блин, попади в сектор!
— Вы были готовы сегодня?
— Готова? Да, готова была, что меня могут обметать. Но я все равно могла сегодня и сильно за 78 метров метнуть!
— Сильно? Это как-то даже слишком.
— Нет, нормально!
Тут подошел Белобородов и встал над ней, показывая жестами: говори, говори…
— Очень высокие результаты были! — улыбнулась она и продолжила: — Самые высокие за последние годы… Я следила за девчонками в секторе…
— Но и они за вами…
— Я объясню! — вмешался он.— Мы же, например, скрывались, не показывали наш результат до чемпионата мира, и там облетели их, они не ожидали просто. А теперь решили сразу метнуть, чтоб они задергались.
— Манипулировали людьми? — спросил я.
— Старались…— вздохнул он.
— Когда человек так метает в первой попытке, это трезвит людей,— подтвердила Татьяна.
Белобородов подумал и вдруг отошел, он решил нам не мешать. Он, наверное, испугался, что захочет еще что-нибудь рассказать вместо нее.
— Он меня чувствует,— сказала Татьяна.— Вместо тренировки может сказать: давай погуляем…
Кто бы сомневался.
— Я метала сегодня, честно надо признать, не очень хорошо,— произнесла между тем она.
— Не очень хорошо? — переспросил я.— А вы знаете, что вы олимпийская чемпионка?
— Но перетягивала же под линию, рисковала,— засмеялась она.
Она рассказала, что, когда он ей первый раз сказал, что ей надо молотом заниматься, она подумала: «Молоток надо метать!»
— А потом увидела молот, и мне понравилось. Да и жалко было уже от всего отказываться… Мы тогда в походы ходили, на море ездили… На Дону рыбу ловили большой компанией… Такое счастье… Я бы и сейчас туда съездила, в каждое из этих мест… В Костроме были… Я там на русской печке спала и в первую ночь думала, что все себе сожгу, а потом додумалась положить под себя резиновый коврик для тренировок и вторую ночь уже спала спокойно. Дом такой старый, бревенчатый.
Из допинг-центра вышел доктор Василий Авраменко, послушал нас и вступил в разговор:
— А один день перед Олимпиадой мы посвятили Богу. В Строгино есть храм, куда мы их всех повезли. Исповедь, причастие, молебен на труд… Потом поехали в пионерлагерь под Тулой, там полдня с детьми.
— Мальчик один там меня тоже спросил, как это я молотом стала заниматься, а я сказала, что давно метала все камни, которые оказывались у меня под рукой, это правда. Он спросил, била ли я окна… Таня Чернова была, Аня Чичерова, Андрей Сильнов, Таня Лебедева…
— Я треть времени,— сказал доктор,— провожу на Афоне, со старцами.
Я и не предполагал, что он будет об этом говорить. До этого мы виделись, когда бронзу взяла Елена Исинбаева, и он тогда за час не проронил ни слова.
— И один великий старец мне сказал, что у Господа на весах все золото Олимпиад все равно слабее, чем слезы искреннего покаяния.
Татьяна слушала его с огромным вниманием, хотя, уверен, он рассказывал ей об этом не один и не два раза.
— А в финалах ваших, сказал старец, встречаются равные люди, и доли секунд распределяет Господь, и смотрит он, кому отдать, по чистоте и святости души.
Да, вот и врач команды. Или, вернее, врачеватель…
Потом мы ехали в Олимпийскую деревню, и Татьяна Лысенко вдруг спросила:
— Шеф, а как меня завтра наградят? Я же даже ничего не заполнила, ни одной бумажки.
Она беспокоилась о своей золотой медали, боялась, что могут не дать.
— Дадут,— успокоил Белобородов.— Главное — вовремя приехать. Там начало в 8:05, надо к 7:30 подъехать.
— Лучше к семи,— сказала она.
— Гимн-то споешь завтра? — спросил он.
— Конечно,— ответила Татьяна и повернулась ко мне.— Я на чемпионате мира в Корее мечтала петь гимн, слова разучивала… А ни слова спеть не смогла.
— Да, я смотрю, она не поет, а так учила! — вспомнил и тренер.— Вижу, хочет, а не может, дыхание перехватило… задыхается, а не может! Так и не спела тогда.
— Теперь спою,— уже не так уверенно сказала она.
А когда машина подъехала к деревне, продолжила:
— Я, между прочим, репетировала еще до нашего молота, пела потихоньку, когда Наташу Антюх награждали (за день до этого, за победу в беге на 400 метров.— А. К.).
— Вот когда все выясняется! — покачал головой тренер.
На следующий день она спела.